Избавиться от назойливого компаньона не удалось, однако пожалеть об этом Эрлинг не успел: устроившись удобнее, тот явно дал понять, что оказался подле Эйвери не случайно. Становилось интереснее, даже если обычно Эрлинг предпочитал держать кого-либо в неведении, а не быть тем, с кем играли без спроса.
Эйвери выложил на стол картонку, некогда оставленную в “магическом” салоне незнакомцем, и не стеснялся разглядывать приобретенного собеседника. Разумеется, ничего примечательного.
– Было бы невежливо не явиться после тех усилий, которые вы приложили, чтобы меня сюда пригласить, – отозвался Эрлинг в ответ на благодарность, выкладывая картонку, которая привела его в маггловский бар, на столешницу.
Эйвери не знал о том, как много о сомнительной деятельности колдуна мог знать его незнакомец, однако выказал вполне искреннее удивление, когда тот заговорил об убытках.
– Не уверен, что понимаю, о чем идет речь, – подтвердил вслух Эрлинг. Даже если его собеседник знал о торговле младшего Эйвери зельями, то Эрлинг, для начала, даже не понимал, о каком заказе может идти речь. Он не имел привычки нарушать конфиденциальность своих клиентов.
– Я бы предпочел не обсуждать ваши деньги, не зная вашего имени, – объявил следом Эйвери. Он улыбнулся честно, глядя виновато:
– Мама и папа воспитывали меня иначе.
Учитывая устроенный спектакль у Медеи, Эрлинг не рассчитывал, что его знакомый незнакомец станет говорить ему правду, однако надеялся, что каждая полученная зацепка сможет натолкнуть Себастьяна на мысли о том, с кем он по-настоящему имеет дело.
– Расскажите, чем я могу быть вам обязан, и тогда, возможно, я смогу помочь, – открыто отозвался Себастьян. Он считал происходящее странным, причудливым недоразумением. Всегда, впрочем, оставалась вероятность, что его собеседник был недовольным конкурентом, однако Эрлинг не мог сказать, чтобы его клиентура была столь выдающейся на данный момент, чтобы из-за этого развязывать склоку.
Вопросов по-прежнему оставалось больше, чем ответов, и у Эйвери было плохое предчувствие, что это будет его участью на остаток беседы.
Эрлинг, впрочем, считал, что терять ему, в отличие от собеседника, было нечего.