Выборы обернулись провалом — как могло показаться со стороны. Эйдан видел в этом тройной успех. Во-первых, их закулисная договорённость с Краучем сыграла, да ещё как: выстрелила, как пресловутое ружьё на стене в третьем акте. Разумеется, их джентльменское соглашение подразумевало, что действовать они будут по ситуации, и победу мог одержать либо один, либо другой. С учётом обстоятельств, Эйдан полагал, что рассчитал всё достаточно точно. В итоге кресло министра досталось Бартемиусу, а он сам получил весомый бонус к деловому доверию Крауча, потому что сдержал своё обещание и сделал всё красиво. Так что теперь этот страшный зверь в министерской мантии был ему уже не так страшен — ведь они стали, в каком-то смысле, соучастниками. Теперь, если некоторые аспекты теневой биографии семьи Эйвери вскроются слишком громко, у него будет шанс договориться с Бартемиусом снова, в уплату честного долга.
Во-вторых, ещё один веский плюс вынужденной необходимости сняться с выборов заключался в том, что в итоге можно было не переживать о реакции Тома. Они так ни разу и не поговорили об участии в выборах прямо и предметно. При этом Эйдан нырнул в этот омут, не предупредив Риддла заблаговременно, а потому у него были основания опасаться самых неожиданных последствий в случае, если бы пост министра достался ему. Договориться с Томом, не стать марионеткой в его руках и остаться в живых — это была задачка, пугавшая Эйдана куда больше, чем перспектива управления магической Британией как таковая. Теперь обо всём этом можно было не беспокоиться благодаря сохранению статуса-кво, и это было хорошо.
В-третьих, предвыборная гонка, даже не приведшая к желанному, казалось бы, финалу, принесла Эйдану немало пользы в том, что касалось общественной жизни. Он довольно долго был постоянно на виду, и это добавило ему очков, позволив встряхнуть и оживить старые связи и обеспечить им новое развитие — как случилось, например, с Клеопатрой. Одна маленькая судьбоносная встреча обернулась полноценным приключением с продолжением. Помочь энергичной и привлекательной молодой женщине организовать собственный благотворительный фонд было делом благим и одновременно приятным. Эйдан до сих пор не мог вспоминать свой разговор с мистером Забини без довольной ухмылки. Супруг Клеопатры поначалу искренне верил, что кандидат в министры магии явился с визитом именно к нему и был обескуражен, когда узнал об истинной сути предложения Эйдана. Потом он пытался возражать — не хотел выпускать свою жёнушку из дому (и правильно делал, в некотором смысле), но не смог устоять под напором опытного дипломата и авторитетом видного политического деятеля. Разумеется, он дал Клео своё согласие — пусть и неохотно и, возможно, устроив ей сцену за закрытыми дверями, но это уже было дело десятое. Факт оставался фактом: теперь Эйдан мог беспрепятственно встречаться с Клео под предлогом решения деловых вопросов, которые очень скоро перестали играть роль центрального звена в их бурно развивавшихся отношениях.
Вечера, которые они порой проводили вместе, заканчивались в постели. Не испытывая к мужу тёплых чувств, Клео всё чаще пренебрегала его мнением, а Эйдан — что ж, он всегда был ходоком, а сейчас мог позволить это себе с чистой совестью: по завершении предвыборной гонки Магдалина отправилась в Испанию, и они оба понимали, что возвращаться оттуда она не собирается. Эйдан не хотел ничего чувствовать по этому поводу, а потому внезапное появление в его жизни Клеопатры стало для него настоящим даром небес. Их отношения, помимо того, что носили удобный характер для обоих, позволяли ему не зацикливаться на уходе жены и не испытывать одиночества. Жаркая южная страсть, которой у Клео было с избытком, отличалась от испанской разительно и кардинально и захватывала Эйдана ощущением новизны и манящим соблазном. Кроме того, будучи замужней женщиной, Клеопатра не стремилась подчинить себе всю его жизнь, и это дополняло их связь живительным воздухом свободы.
…Она пришла через камин, прямо в Эйвери-мэнор. В этих стенах им не от кого больше было таиться, а мистера Забини, возможно, и вовсе не было дома, когда уходила его супруга. Эйдан уже встречал её в холле — и первым делом окинул женщину взглядом ценителя. На ней было вечернее платье, которое очень ей шло. Немаловажно было и то, что оно отлично подходило по стилю к его костюму: они должны были хорошо смотреться вместе.
— Клео, — произнёс Эйдан, подходя ближе и призывно вытягивая вперёд руку: он считал возможным притянуть её к себе и поцеловать в знак приветствия, когда их никто не мог увидеть. — Ты всегда выглядишь прекрасно, но сегодня — особенно.
Приятно было осознавать, что она наряжалась и, вероятно, провела несколько часов перед зеркалом для него. Это Эйдан тоже умел ценить.
— Мы, конечно, могли бы остаться здесь — как тебе известно, нас тут никто не потревожит — но такую красоту грех прятать от чужих глаз. Поэтому я взял на себя смелость выбрать место для этого вечера самостоятельно. Надеюсь, тебе понравится, — Эйдан предложил своей даме локоть. Он всегда любил впечатлять женщин и умел это делать, а потому его надежда была подкреплена солидной долей уверенности, но у романтики свои законы. В любом случае, порт-ключ он заготовил заранее — благо, его положение и связи позволяли приоткрывать границы, даже когда это не было дозволено всем и каждому.
— Готова?