Кровь отхлынула у Эдгара от лица. Он не мог знать, что задумал его истязатель, и вовсе не рвался узнавать, потому что ни секунды не сомневался, что ему не понравится. Зачем этому чудовищу понадобилась его палочка? Эдгар на миг испугался, что сейчас увидит, как она ломается в руках мага, но с другой стороны — какая теперь разница? Это наверняка далеко не самое страшное, что может и произойдёт с ним в самом что ни на есть ближайшем будущем. Но нет, его волшебная палочка просто исчезла в складках мантии «Милорда». Зато он направил на него свою — на руку, уже освобождённую от лишней ткани одежды, так что ничего не скрывало громоздкого и уродливого узора на его предплечье. Лёгкое движение палочки — и на коже проступила отчётливая и ровная красная линия. Эдгар облизнул вмиг пересохшие губы. Не собирается же он… Ведь нет же?
Затеянный Тёмным Лордом разговор, напоминавший фантасмагорическую версию светской беседы, рассеивал внимание и пока ещё отвлекал Эдгара от того, что происходило в эти секунды с его рукой. Это было больно, но терпимо. Он как зачарованный следил за уверенными движениями палочки, но в то же время вслушивался в жестокие слова, расплавленным воском вливавшиеся ему в уши.
— Она была в восторге. Давно хотела попробовать что-то новое.
Просили сарказм — получите. Говоря откровенно, Эдгар так и не понял, о каком именно выборе его спрашивал Лорд, но на данный момент это была наименьшая из его забот — потому что красная линия на его руке замкнула круг. И вот тогда-то стало больно по-настоящему. Эдгар уже догадывался, что будет дальше, однако он и представить себе не мог всей полноты навалившихся на него ощущений. Естественный инстинктивный импульс заставил его попытаться отдёрнуть руку. Тёмный Лорд его не удерживал, о, нет. Во всяком случае, не физически. Этот человек, если в нём ещё оставалось что-то человеческое, предпочитал иные методы давления, мастерски сочетая истязание плоти с психологическим садизмом.
Приведённый аргумент подействовал, несмотря на то, что Эдгар знал, что сейчас его дети в безопасности. Сейчас — да. А потом? Они будут прятаться вечно? Или их вечно будут охранять? И даже если будут — сможет ли это остановить его? Бледнея ещё больше, Эдгар сжал левую руку в кулак, не замечая, как впился правой в вонючий трухлявый матрас.
Он хотел бы ответить что-то дерзкое и героическое, может быть, рассмеяться или плюнуть этому Лорду в лицо или хотя бы под ноги. Но правда была в том, что такое возможно только в сказках, в которых всегда торжествует добро. В жизни всё совсем не так. В жизни есть смерть — одна, настоящая, необратимая. И в смерти нет никакого достоинства, а в пытках — никакой романтики, только тупая, ослепляющая, лишающая всякой воли к сопротивлению боль. И после трёх круциатусов уже нет никаких сил, чтобы посмеяться над четвёртым.
То, что происходило сейчас, не было круциатусом — зато и длилось это несравненно дольше. Предплечье горело огнём. Стараясь не завыть, Эдгар так сильно стиснул зубы, что скулы ломило, но он не чувствовал этого.
От боли ему казалось, что его живот стал тугим и твёрдым, точно каменным. Эдгар то ли не мог, то ли боялся вдохнуть, и ещё больше — выдохнуть. Но не дышать тоже было невозможно, поэтому он не знал, как ему быть, не находил себе места, метался внутри себя в огне агонии, которую не в его силах было прекратить.
Смотреть на живое мясо, в которое превращалась его рука, видеть, как отчётливо проступают вскрывающиеся под кожей связки сухожилий и мышц, появляющиеся и тут же снова исчезающие в застилающей всё крови, — это был отдельный вид пытки. Эдгару показалось, что это длилось целую вечность. От боли у него белело в глазах, а внутренности сбились в тугой ком, и он сам давно перестал понимать, как ему удаётся столько времени удерживать руку в неподвижности.
Он думал о детях. Перед глазами проплывали клочки прежней, счастливой жизни. Пикник на лужайке у дома — того самого, который сгорел дотла сегодня ночью. Прошлое, ещё мирное Рождество, когда Виктор и Эмбер с радостными писками разворачивали подарки в цветистой бумаге. Веточка сирени, которой маленькая дочь однажды ткнула ему в нос — на, папа, понюхай, как здорово! Первое проявление стихийной магии у Виктора, когда он свалился со спинки дивана и отскочил от пола, словно от батута. Эдгар почувствовал, как его накрывает и уносит этой тёплой волной, но навсегда врезавшийся ему в память холодный голос снова безжалостно вернул его в реальность.
*
Том переключился на Боунса, и это было замечательно, потому что у Эйдана образовалось достаточно свободного времени, чтобы прийти в себя. То, что вытворял Риддл с предплечьем белого, как снег, Эдгара, не вызывало у него особых эмоций. Ну, сдерёт Том у него шмат кожи — ничего страшного, зарастёт. Не руку же он ему отрезал. Другое дело, что Эйдан не мог взять в толк, зачем их прекрасному во всех отношениях Милорду понадобилось это делать. Смысл? Магический контракт от этого никуда не исчезнет. Выходило, что Эдгар прав: всё дело было исключительно в садистском удовольствии. Что ж, чем не аргумент? Причина вполне уважительная.
Когда Том снова вспомнил о его существовании, Эйдан уже успел пинками привести себя в дееспособное состояние, поэтому он и бровью не повёл, когда Риддл указал ему на содержимое его же карманов (которые он теперь, со всей очевидностью, тоже считал своими), — просто достал чёртову настойку бадьяна, подошёл к Эдгару и выдернул пробку. Кровищи вокруг было — залюбуешься, но такие нюансы Эйдана не трогали: ему и самому случалось пытать и даже расчленять людей, а это работа не для брезгливых. Прежде, чем перейти к медицинским процедурам, он ухватил Эдгара за всё ещё сжатую в кулак кисть, чтобы зафиксировать руку.
— Будет больно.
Настойка бадьяна пролилась на кожу, смешиваясь с кровью и, вероятно, выполняя свою функцию — причин сомневаться в этом у Эйдана не было, хотя убедиться пока не позволяло избыточное количество посторонней жидкости. Выполнив свою часть работы, он отступил в сторону, однако Том явно был в ударе и решил превзойти сам себя: когда вырванный кусок плоти Боунса с черепом и змеёй проплыл по воздуху к нему с приветом для Магдалины, смысл всех этих манипуляций обрёл новое измерение. Дивный сувенир для жены проштрафившегося вассала. И намёк тоже неплохой — на то, чья рука может стать следующей.
— Непременно. Благодарю, Милорд, — очень-очень ровно произнёс Эйдан. — Такие извинения она точно примет.
Как будто у Маг есть выбор. Как будто у кого-то из них вообще есть выбор. У него самого, например, не было другого, кроме как взять окровавленный лоскут плоти и спрятать его в карман мантии. В конце концов, её всё равно придётся сжечь, а кожа — это всего лишь кожа. Даже если она человеческая.
*
Эдгар почти ничего не видел перед собой и не сразу понял причину: пот застилал глаза, лил с него градом — странно, потому что ему было холодно. Дышать тоже получалось с трудом, и Эдгар едва ли заметил, как на него смотрел и что делал Эйвери, — до новой вспышки боли, взорвавшейся в его руке, когда Пожиратель вылил на неё целебный раствор. Никакого облегчения Эдгар не ощутил, но постепенно дыхание выровнялось, и зрение прояснилось. Руку он опустил, чтобы не смотреть. Рукав рубашки и мантия, вшивый матрас и даже пол — всё вокруг было мокрым от крови.
— С удовольствием, — выдавил из себя Эдгар. Собственный голос прозвучал слабее и глуше, чем он ожидал. Пришлось поднапрячься, чтобы продолжить. — Как раз хотел сказать, что с вами очень интересно, но мне пора домой. Жена уже заждалась. А если вдобавок опоздаю на службу, начальница меня точно убьёт.
[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/124/548364.jpg[/icon]