Присутствие на этой свадьбе чуть не до финальной даты оставалось для Матильды Поттер большим вопросом, несмотря на то, что и Элоиза, и Чарльз в разное время почтили её своим присутствием и попытками навести мосты. С самого февраля, когда Матильда покинула дом сына в знак протеста против его сожительства с мисс Трэверс вне брака, женщина наблюдала за ситуацией, делая выводы, но не вмешиваясь. В том, что до свадьбы дело всё же дойдёт, сомневаться не приходилось – упрямство и вспыльчивость Чарльзу достались от Бедивера. Куда важнее для Матильды было спрогнозировать… Последствия. Если она сама не может внутренне одобрить этот союз, чего ждать от окружающих?

Тем не менее, её сын и Элоиза выглядели счастливыми. Чарльз обрёл некую спокойную расслабленность, которой не доставало его порывистой натуре, девочка порхала вокруг него, точно радостная птичка. Матильда бы могла смириться с изменениями в личной жизни сына быстрее, если бы не знала, какой дискомфорт это причиняет Бенедикту. Не только из-за того, что его мать скончалась всего полтора года назад. Но и потому, что в отличие от Чарльза, которому частенько не хватало такта и эмпатии в семейных отношениях, у Матильды глаза находились там, где надо. После своего переезда в Лондон женщина ещё больше сблизилась с внуком, насколько это было возможно при его постоянной занятости на работе, и беспокоилась скорее об его состоянии. Поначалу Бенедикт правда казался ей подавленным, но относительно недавно ситуация стала выравниваться, во взгляде внука появился прежний огонь жизни, и Матильда смогла вынести вердикт: на свадьбу придёт.

В конце концов, на первом месте для любой женщины – мир в её семье. И если она своим отсутствием покажет, что не одобряет сего союза, то и другим даст зелёный свет проходиться по нему, по Чарльзу, по Бенедикту. Да и Элли не виновата, что наивность сыграла с ней дурную шутку, и не заслужила постоянной публичной порки. Пора было начинать сглаживать углы, залечивать старые раны ради общего блага Поттеров.

Поэтому Матильда, одетая в классического кроя черно-белое платье, прибывает по указанным координатам точно в указанное в приглашении время. Шведскую пунктуальность до сих пор не удалось победить английским нюансам этикета. Как только трансгрессионная воронка останавливается, подол платья начинает рвать ветер, а женщина с удивлением осматривается – вокруг, насколько хватает глаз, простирается лилово-зелёное море. Вереск. Неожиданно, но вполне в стиле молодой невесты. Придерживая платье рукой, Матильда Поттер направляется к виднеющимся неподалёку от точки аппарации шатрам. Из сумочки она на ходу достаёт две небольшие коробки, снабженные опознавательными карточками: в одной платиновые запонки для сына, в другой – подвеска с аквамарином, одна из драгоценностей, оставшихся от матери Матильды, как знак признания новой невестки. Отыскав стол для подарков, женщина находит коробочкам новое место и подходит к фуршетному столу, взять бокал вина. «Я тоже сказала да» извещает фигурка шишуги – Матильда Поттер хмыкает, удивлённо подняв брови. Надо думать, без этого церемония была бы невозможна.

Молодых пока не видно, как не видно и Бенедикта, так что Матильда с бокалом выходит из шатра и идёт к цветочному алтарю – занять место поближе перед началом церемонии и поискать собеседника. Ей даже любопытно – сколько чистокровных почтят своим присутствием мероприятие? Придут ли Блэки? Или сочли приглашение оскорбительным? Список присутствующих во многом определит то, какие препятствия встретит или не встретит новый брак Чарльза.

Как сильно может измениться жизнь за год. Даже за полгода.
Да чего там, и три месяца назад всё было иначе. Хотя мир вокруг поменялся совсем мало, Бен смотрит на него совершенно другими глазами.
Три месяца назад даже мысль о том, чтобы прийти на свадьбу отца с Элоизой была неприемлема. Её скручивало на пороге сознания болезненным жгутом, и Бен стремился избавиться от неё точно от впивающихся прямо в мозги терновых шипов.
Что же теперь? Нет, разумеется, он не был столь... безразличен? Гармоничен? Уравновешен? чтоб радоваться за отца и за Элли. Но прийти - пришёл. И даже оделся подобающе.
Он принял решение относиться к этому празднику, как одному из ряда других, к приятному развлечению, поводу выпить, вкусно поесть, потанцевать и пообщаться с приятными людьми. Как ни странно, здесь должно было появиться несколько таких.  Кроме того, у Бена было теперь преимущество, которое он взял с собой.
У Бена теперь была Мерри.
- Ух! - выдохнул он со смехом, когда размазанный воронкой аппарации мир развернулся вновь - монотонным, но ярким полотном однообразного пейзажа.
Бен больше любил, когда есть, за что зацепиться взгляду: горы, лес, водопад, речную заводь, - но это вересковое поле вызызвало в душе какой-то не поддающийся осмыслению трепет, точно воспоминание, вобравшее в себя десятки событий, происходивших на одном и том же фиолетово-голубом фоне. Воспоминание не о чём-то конкретном, но о цельном, дорогом сердцу чувстве, которое уже никогда не повторится.
Вересковые поля ассоциировались у него с Элли Трэверс. С Элли Трэверс, которая вот-вот сделается Элоизой Фионой Поттер и навсегда останется той, которая не будет с ним.
И теперь у него есть преимущество. У него есть Мерри.
И он рад, что с ним именно Мерри, и что Элли не будет с ним.
Жизнь обещала расставить всё по местам и наконец начала выполнять обещанное, а он уж решил было, что обещания её останутся пустыми.
Отстранившись от спутницы, Бен огляделся и глубоко вдохнул живой, прохладно-сухой и сладостный аромат вереска. Ветер взъерошил его волосы, отогнул полу сюртука.
- Здесь куда лучше, чем в каком-нибудь чопорном особняке, стоит признать, верно? - улыбнулся он Мередит, оборачиваясь к ней, - Но спрятаться нам определённо будет негде. Впрочем, если мы там, где я думаю, здесь неподалёку есть симпатичный ручей. Может быть, сбежим туда чуть попозже, прихватив бутылочку вина, - заговорщически подмигнул он девушке, подставляя ей локоть с гротескно-пафосным видом.
Идти с таким же видом получалось не ахти: неровное поле, заросшее вереском, не предполагало джентльменских прогулок, да Бен и не стремился задерживаться в несвойственном образе. Куда идти, было ясно: к белоснежным шатрам, раскинутым невдалеке. Остановившись на полпути, Бен сорвал пару веточек вереска и приколол одну к лацкану сюртука, а вторую - к платью Мередит.
- Ты как раз в тон, - заметил он, имея в виду сиреневый цвет платья.
По мере приближения к шатрам стали слышны голоса и негромкая музыка. Признаться, здороваться со многими приглашёнными ему не очень хотелось и, к сожалению, он не испытывал и горячего желания поздравить наречённых. Но ниего из этого не вызывало в нём неприязни, скорее летнюю лень - хотелось прямо сейчас свернуть, утащить Мерри куда-нибудь в густые шершавые заросли вереска, расположиться там и провести вечер вдвоём.

Отредактировано Benedict Potter (2022-05-05 18:56:47)

В одиночестве, разглядывая сплетённую из цветов арку, Матильда остаётся недолго: всего пару глотков вина спустя она видит высокую фигуру сына, неспешно продвигающуюся к ней сквозь уже прибывших гостей. Чарльз верен себе: одаряет собравшихся улыбкой, для каждого находит подходящую шутку или приветственное слово – в светской жизни он всегда ощущал себя гармонично, хотя и к ней подходил с присущей ему практичной расчетливостью.
- Здравствуй, Чарльз. Мои поздравления – улыбается женщина и касается щеки сына лёгким поцелуем, когда тот наклоняется к ней, чтобы вполголоса поблагодарить за присутствие.
- Элли скоро станет частью семьи, и я хочу, чтобы она почувствовала себя в семье – Матильда не знает, помирился ли Чарльз с Мэлекаем и Фионой, этот вопрос она оставила на его совести, как и многие другие, которые ещё возможно дадут о себе знать. Но сама Матильда уже достаточно пробыла в роли карающей длани и не хочет становиться той, кто привносит негатив в жизнь сына и молодой невестки. Пусть лучше её присутствие действительно вызывает у Элоизы радость и благодарность.

Отстранившись от сына, миссис Поттер хочет похвалить цветочную арку, как вдруг видит за спиной Чарльза пару, идущую к ним через вересковое поле: молодой человек, несомненно, её внук Бенедикт. А вот девушку, держащую его за руку, Матильда не знает, но уже очень хочет познакомиться. Если Бен взял её с собой, и вообще пришел сюда – значит, мысли Матильды о том, что внук «ожил» не были иллюзией, и причины у перемены есть вполне конкретные.
- Только не скажи ничего лишнего, прошу тебя – удерживая на лице приветливую улыбку и стараясь по минимуму шевелить губами, просит миссис Поттер сына. Лёд между ним и Беном ещё очень хрупок, меньше всего ей хочется сегодня услышать его треск, а сын и внук чаще, чем следовало бы, воспринимали слова друг друга в штыки и искали обидный подтекст. Так часто бывает там, где ещё не затянулись раны и остались недоговорённости. Но сейчас Матильда больше, чем когда бы то ни было, верит в то, что всё успокоится и на этой стороне внутрисемейного фронта.

- Бенедикт! Рада тебя видеть, ты совсем перестал баловать старуху. Иди сюда, дорогой – внука она обнимает и целует в щеку крепко, совершенно не по-старчески, а цепким, живым взглядом уже окидывает его спутницу. Веснушчатая. И на этом, пожалуй, сходство с Элоизой Трэверс заканчивается. Девушка темноволосая, темноглазая, высокая, и, кажется, не очень привыкла носить платья: сутулится, шагает широко. Но смотрит прямо и уверенно, как сама Матильда. Это Поттер скорее нравится. Бену нужен был якорь, надёжная гавань, а не эфемерный ветерок.
- Матильда Поттер. Чрезвычайно приятно познакомиться, мисс… - делает женщина паузу, дожидаясь ответа. Фамилия мисс – первый вопрос, а любопытно ей ещё очень, очень многое.

Магдалина почтить своим присутствием свадьбу Элоизы Трэверс и Чарльза Поттера отказалась наотрез. Более того, она крайне настойчиво призывала не появляться там и Эйдана, утверждая, что это может плохо отразиться на его имидже. Он сам, однако, придерживался иного мнения и руководствовался другими соображениями. Ничего по-настоящему предосудительного в союзе Элли и Чарльза Эйдан не видел. Говоря откровенно, он отлично понимал Поттера — не считая, разумеется, того, что жениться на молодой вдовушке Трэверс было совершенно необязательно, чтобы заполучить её сердечко и прочие части тела. Но такой подход действительно мог бы вызвать волну общественного осуждения. А законный брак?

Эйдан не торопился к указанному в приглашении времени — да Магдалина и не оставила бы ему шанса явиться в срок: должна же она была в последний раз попытаться его отговорить и устроить ему сцену на прощание. Настаивать на том, чтобы супруга его сопровождала, Эйдан не стал, хотя мог бы. С одной стороны, оправдать её отсутствие было как никогда просто — женщина, беременная двойней, всегда могла сослаться на здоровье. С другой стороны, без жены он мог чувствовать себя на этом торжестве свободнее. В общем, двойной выигрыш.

Теоретически, можно было бы ограничиться закулисной поддержкой двоюродной племянницы и товарища по пожирательскому цеху, то есть, помочь им с разрешением на выезд за пределы Англии на медовый месяц и остаться в тени. Но Эйдан не имел привычки пропускать великосветские тусовки, особенно на фоне объявленной предвыборной кампании, когда стоило быть на виду и встряхнуть старые контакты, чтобы заручиться поддержкой максимального числа значимых лиц в магической Британии. Свадьба была для этого отличным местом.

Аппарировав по обозначенным в приглашении координатам, Эйдан с любопытством оценил обстановку — понятно: тут всем заправляла Элли, — прошёлся к столу с подарками, оставив там от себя и Магдалины перевязанную аквамариновой лентой коробочку, в которой лежали, собственно, два именных разрешения на выезд из страны и документы на аренду одного небольшого уединённого ирландского острова. Обошлось это недёшево, но Эйдану было приятно знать, где, в случае чего, следует разыскивать Поттера в его медовый месяц.

Он успел вовремя: невеста ещё не появилась, а церемония, соответственно, не началась. Зато жених уже был тут как тут — общался с семьёй. Сын-аврор, с которым, насколько было известно Эйдану, у Чарльза всё складывалось ещё сложнее, чем у него с Эрлингом, всё-таки удосужился почтить своим присутствием свадьбу отца-Пожирателя Смерти. Какая прелесть. Он не спешил подходить ближе, наблюдая за радостной встречей с некоторого расстояния, откуда ему открывался отличный обзор на эту трогательную сцену родственного единения, и только один раз мимоходом посмотрел на часы — так где счастливая невеста, и не пора ли начинать церемонию? Эйдан забрал с одного из столов бокал шампанского и поискал взглядом, с кем из гостей поболтать в ожидании ключевого действа.

Отец точен подобно швейцарским часам, впрочем как и всегда, - вихрем пронеслось в скомканном трансгрессией сознании, а легкие обожгло от задержанного дыхания, словно перед прыжком в глубокую воду. Девушка лишь крепче ухватилась за плечо господина Эдварда, покачнувшись на своих каблуках и спелёнатая вокруг ног своей мантии от резкого порыва ветра.

Видят боги, с большим удовольствием сняла бы эти дурацкие туфли и босиком прошлась вглубь вересковой волны, прячась в её зеленых стеблях и лаская ладонью соцветия. Эх, мечты...

За спиной раздались сдвоенные хлопки - это Джейд с Элаем и домовым эльфом появились вслед за ними. Так что семейство Мальсибер предстанет почти в полном составе. Почти. Рикон умудрился выпросить у отца каникулы в Италии в компании своего приятеля по курсу и теперь нежит свою  блондинистую голову под средиземноморским солнцем, поганец. Она ещё заставит пожалеть его об этом.

Роуз смутно помнила мистера Поттера, лишь только отрывки каких – то событий родом из детства. Тогда он ещё появлялся у Мальсиберов не только как специалист (леди Ровене тогда знатно прилетело за её эксперименты с бодроперцовым зельем и попытками поднять детей на ноги своими собственными знаниями), но и как хороший приятель господина Эдварда. Правда в какой – то момент именно из-за матушки семейства Мальсибер общение с господином Чарльзом прекратилось. Почему? Кто знает. Вот только теперь Роуз догадывается почему. Впрочем это «почему» пока ещё не видно среди небольшого семейного кружочка Поттеров, собравшихся для приветствия гостей. Из них для юной мисс Мальсибер знакомым было лицо только высокого мужчины в костюме жениха, на котором пришлось сконцентрироваться, чтоб волнение не слишком отражалось на лице.

После кончины леди Ровены она осталась единственной представительницей женского пола под фамилией своего рода и материнские обязанности медленно, но верно достались в «наследство», чему Рози была не слишком рада, привыкнув быть неприметной во время всех званых вечеров. И теперь мисс Мальсибер пришлось собрать остатки своего девичьего мужества, спешно прокручивая в голове слова поздравлений, повторяя и шлифуя, чтоб звучало так, как того требует общество и мероприятие. Но чёрт возьми! Она ни разу не была готова, что вокруг виновника торжества будет сразу столько людей.

Спокойно, дыши. Просто скажи нужные слова и попытайся улизнуть под красивым предлогом куда – нибудь  до начала церемонии.

- Bonjour Mesdames et Messieurs, - легкая улыбка, сопровождающая реверанс, - выражаем благодарность за приглашение на ваше семейное торжество, - ох как хочется спрятаться отцу за спину, чтоб не видеть как несколько пар глаз изучают её. Ощущение будто на экзамене – сейчас оценят и выставят баллы. Нельзя, нужно быть стойкой и пройти это испытание до конца.

- Господин Чарльз, позвольте от лица семьи Мальсибер выказать наши сердечные поздравления в связи с сегодняшним событием! Желаем долгие и счастливые лета вам и вашей избраннице, наполненные теплом домашнего очага, - девушка чуть приподняла подбородок, искренне стараясь избегать прочих внимательного взглядов, и смотря на мистера Поттера, явно копошившегося в своих воспоминаниях и соотнося стоящую перед ним молодую девушку с тем облаком кружев, из которых состояли детские платья мисс Мальсибер. Но судя по его улыбке кусочки паззла в его голове сложились в единую картинку.

Как вовремя появился рядом Элай, в своем костюме ещё больше походящий на копию отца, чем на приемного сына, коим формально значился в их семье, за которым семенил их лопоухий домашний эльф, нагруженный подарочными коробками. Вот он, идеальный шанс сбежать!

- Прошу меня извинить, -   снова легкая улыбка, за которой следует книксен мистеру Поттеру и, судя по всему, его матери,  адресует кивок головы их более молодым спутникам всё с той же вежливой улыбкой, стараясь не выказывать своим взглядом испытываемое напряжение в совершенно непривычной для себя светской роли, оперлась на плечо брата и исчезла около столов, предназначенные для подарков, куда уже перекочевала корзина лучших роз из их оранжереи (недаром собирала их перед началом торжества, собирая из них композицию) да что – то в большой коробке, умело перевязанной зеленой лентой – подарок выбирал отец, так что наверняка там нечто приятное и определенно полезное.

-Уфффф, ещё бы пара минут в этом кружочке с соблюдением всех этикетных правил и... Не понимаю как матери это нравилось! - выказывала своё негодование девушка брату, отходя от столов, и тряхнула головой. Серебряный гребень, создающий иллюзию причёски, выпал в вовремя подставленные цепкие ручки эльфа, стоявшего рядом со своей молодой госпожой, и по спине растеклась волна волос цвета тёмного шоколада. Следом последовала мантия, демонстрируя выбранный для события наряд.

Ощутив спиной чей – то взгляд, Роузи обернулась и на щеках начал разливаться румянец смущения: -Ой... Дядь... Мистер Эйдан, - мог ли он слышать жалобы малютки Роуз на непривычную для себя роль старшему брату? И почему он один?  Вот последнее определенно не стоит спрашивать.

- Почему вы не среди гостей, как всегда? – мистеру Эйвери - лучшему другу отца - она улыбнулась куда более живо. Хотя бы одно более хорошо знакомое для неё лицо.

Отредактировано Rose Mulciber (2022-04-23 20:16:34)

Подпись автора

Je suis ta petite fille

Видеть семью в сборе приятно, ведь Чарльз до последнего опасался, что кто-нибудь решит не приходить. Но всё в порядке: его сын и его мать здесь, Мэлекай и Фиона тоже попадают в поле его зрения. На мгновение пересекаясь с давним другом взглядом, Чарльз кивает ему, однако тот лишь хмурится и отворачивается. Не лучший знак, но, по крайней мере, родители Элоизы оба здесь, а об остальном ей знать необязательно. Впрочем, она и без того всё понимает уже хотя бы потому, что к алтарю её поведёт брат, а не отец. И тем не менее, хорошо бы подойти поздороваться, однако именно сейчас Чарльзу не слишком хочется это делать. Поэтому он не проявляет излишней поспешности. В конце концов, надо же познакомиться с девушкой, которую привёл его сын.

Музыка, до сих пор тихая и не отвлекающая гостей от разговоров, становится громче и наполняется романтическими переливами арфы, и это знак, что ему пора занимать «исходную позицию» перед большим стартом. Так что Чарльз в глубине души выдыхает с облегчением — теперь раскланивания с Трэверсами в любом случае придётся отложить.

— Прошу меня извинить, моя невеста вот-вот будет здесь, — извещает Чарльз всех, кто стоит в этот момент возле него. — Нельзя заставлять её ждать.

Сверкая улыбкой, он проходит к арке, останавливается, оправляет цветок в петлице и осознанным усилием заставляет себя замереть. Чарльз и подумать не мог, что он всё ещё в состоянии испытывать такое волнение — как в молодости, когда вся жизнь ещё впереди. Он обводит взглядом гостей — скорее машинально, чем действительно всматриваясь в их лица. По большей части, Чарльз знает их всех и знает, чего от них можно ожидать, но сейчас всё это так неважно. От томительного нетерпения в ожидании невесты он улыбается шире.

Первой, однако, появляется не будущая миссис Поттер, а Меропа: Элли даже её нарядила в лиловый шёлк. Глядя, как шишуга гордо направляется к нему, радостно рассекая воздух обоими хвостами, Чарльз смеётся и указывает на неё гостям, чтобы они вместе с ним оценили потешность этого зрелища и важность возложенной на «подружку невесты» миссии. Наконец, шишуга добирается до него, и Чарльз, наклонившись, в знак одобрения чешет её за ухом, заслужив за это преданный взгляд.

Он отвлекается на Меропу всего на мгновение, выпрямляется — и видит Элли в воздушном платье — не ослепительно белом, скорее, кремовом, более естественно вписывающемся в ею же избранный пейзаж вересковых пустошей. Ткани подола выглядят невесомыми, и они сплошь усеяны цветами — Элоиза верна себе, Чарльзу это нравится. Она как принцесса из сказок, вся сияет, лучится счастьем. Келли ведёт её по усыпанной лепестками дорожке, Элли смотрит на Чарльза, а Чарльз — на неё, и в мире больше нет ничего, кроме них и этой цветочной тропы, которая вот-вот их соединит.

Наконец, Элли приближается к алтарю, и они оба встают возле него, а специально отряженный для проведения церемонии жрец вскидывает руки, и музыка на время умолкает.

— Мы собрались здесь в день Лугнасада, чтобы навсегда связать сердца и судьбы Элоизы Трэверс и Чарльза Поттера, да будет бог-охотник свидетелем свершающегося таинства и да благословит трёхликая богиня этот союз!

Жрец продолжает говорить, его речь витиевата и цветиста. Чарльз слушает, но любые слова мира сейчас меркнут на фоне хрупкой фигурки Элоизы в белом платье с тонким золотым пояском. Неужели всё это может быть правдой? Может.

Их запястья обвязывает алый шнурок, символически сплетая и объединяя их ладони. Затем, следуя велениям жреца, Чарльз берёт с подставки ритуальный нож, проводит им по руке и сцеживает пару капель в специально подготовленную для церемонии чашу с лёгким вином. Чарльз передаёт нож Элоизе, и она повторяет его действия. Наступает самое важное время — время клятв. Чарльз смотрит на невесту, и слова, обдуманные заранее, вспыхивают в памяти жемчугом капель росы, подсвеченных утренним солнцем.

— Моя дорогая Элли. Твоя любовь осветила мою жизнь в трудные времена, помогла пережить трагедию, от которой нелегко оправиться, и найти новый смысл в череде серых будней. Каждый твой взгляд и каждая твоя улыбка приносят мир и покой в мою душу, день ото дня дают мне надежду и силы, чтобы двигаться дальше. Войдя в мою жизнь, ты осветила её своим мягким, ласкающим светом, рассеяла сгустившийся вокруг мрак и заново научила меня быть счастливым. Рядом с тобой я — счастливейший человек на этой планете. Я люблю тебя, Элоиза. Однажды я уже поклялся твоей матери, что буду защищать и оберегать тебя. Теперь я приношу клятву тебе — в том, что буду любить тебя до своего последнего вздоха, никогда и никому не позволю причинить тебе вред и сделаю так, чтобы ты ни в чём не знала нужды, буду беречь тебя от любых невзгод, не обману, не предам и не отвернусь от тебя. Я сделаю всё для того, чтобы ты была счастлива со мной, с этой минуты и навсегда.

И именно так оно и будет, потому что так всё и должно быть.

[indent] - Я - сплю.
[indent] За что этот день начался с непозволительно раннего пробуждения?
[indent] И тебе нравится смотреть на меня спящую: на мои черные, как смоль, волосы, скрывающие лицо, на молочно-белое тело, погребенное под шелковыми простынями и толстыми одеялами. Ворочаюсь во сне, и ты убираешь прядь волос с моего лица. Как только пальцы прикасаются к коже, я вдруг распахиваю глаза. Наверняка кажусь растерянной, но уже через миг перевожу дыхание и сажусь в постели. Бросаю взгляд на открытую балконную дверь, дожидаясь мгновения, когда солнце покажется над горизонтом и зальет небо оранжевыми и желтыми лучами. Затем поворачиваюсь к тебе с наигранно обвиняющим лицом.
[indent] - Я всё ещё сплю, и мы наверняка опаздываем - ты должен был разбудить меня! - говорю я, встав с постели и набросив на голое тело длинный зеленый халат. Твой. Торопливо начинаю бегать по комнате, разыскивая палочку и шепотом ругаясь.
[indent] - Если мне не изменяет память, - ехидно замечаешь ты, - после того, как я разбудил тебя в прошлый раз, я целую неделю хромал.
[indent] - О, не надо, ты мог вылечить это за три секунды. - едва заметная усмешка появляется на твоих изогнутых губах, но я продолжаю кружить по комнате в утреннем туалете, пока к горлу не подкатывает неприятный комок тошноты.
[indent] Вот же дьявольщина.
[indent] Италия изменила нас, подвела черту под нашей бешеной юностью, ровно переводя в зрелость одним из главных подарков Судьбы и намекая, что скоро мы с тобой станем совершенно другими людьми, с иными заботами и взглядами на жизнь, с другой ответственностью и принятием мира. Наше сознание изменится, дополнится страхами и, возможно, даже чувством вины, ведь за нами в жизнь последует кто-то ещё. И ведь мы понимаем, что эта трансформация неизбежна, что она обточит наши языки, но развяжет руки к любым действиям, направленными на благополучия тех, кто нами ведом; так мы этого желали, но… готовы ли мы принять эти изменения? Готовы ли жертвовать своим эгоизмом, временем, собой, даже собственной, лечащей сознание, тишиной, спокойствием, готовы не опасаться потерять себя в быту и вечном дне сурка? Ведь обратного пути уже не будет… будет только вперед, к росту, развитию. Ты жаждешь его, и, быть может, и мне понравится.
[indent] И я прошу тебя молчать, не рассказывать, ибо счастье любит тишину. Не знаю, как принято у Лестрейнджей, может вы уже скупили все полосы светских хроник наперед, но у Блэков, где дети всегда были на вес всех богатств мира, принято молчать об ожидании, пока положение не станет заметно. За сим, я шью у Твилфитта очередной шедевр его таланта: легкое серебристое платье с темной вышивкой и обязательно с длинными рукавами практически полностью открывает спину до самого копчика, но в нём нет никаких декольте и открытых плеч - вся картина представляется сзади, усыпанная нитями блестящих белых камней, сидеть в фиакре было не очень удобно, да. И туфли, ну эти - то как всегда. Зато весь образ пол стать фамильным бриллиантам - артефактам от сглаза, ведь ментальная защита сейчас нужна мне более всего.
[indent] - Фу, меня сейчас растрясет. Лучше бы заказали портключ, да тетушка сильно увлеклась. Интересно ради чего? - или кого, м? Утренний бубнёж ещё не схлынул с моей речи, и ты торопишься занять меня беседой. Знаешь, что вообще-то я люблю разговаривать с тобой, ведь в ходе общения становится ясно, отчего твои шуточки всегда такие желчные. Ибо без пояснения кажется, что ты буквально презираешь весь мир. Или не кажется?
[indent] Но всё равно я люблю тебя.
[indent] Наконец, прибыв в место назначения нас встречает…
[indent] - Мерлин, какая же красота! – вересковые холмы прекрасны в своей лиловой первозданности. - Но ветер. Надеюсь, стабилизирующие чары выдержат всё это. – я фигурально показываю на свой образ, ибо никак не радует перспектива до утра разбирать гнездо на своей голове, и пусть руками домашних эльфов - это никак не легче.
[indent] - Да, я готова. - я беру тебя под локоть и вроде следую за тобой, но немного задерживаюсь, буквально на пол шага, давая понять наблюдающим, что это ты ведешь меня, а не я бегу счастливой гостьей к свадебному шатру с кипой подарков и поздравлений.
[indent] Приглашение на вторую свадьбу Чарльза Поттера обсуждалось моей кровной семьей не раз и по-разному, вслух и за закрытыми дверями, однако получив приглашение, я решила не присоединяться к общему возмущению, - просто с чего? Целых полтора года прошло со смерти Дореи! – и сразу ответила согласием. Светская лояльность Лестрейнджей и Поттеров нужна больше тебе, мой родной, нежели мне, но я не буду ей препятствовать. Чарльз твой старший коллега и хорошие отношения с ним куда важнее того, что думают мои высокомерные родственники за несколько сотен миль от Лестрейндж-холла. Плюс по Хогвартсу я сохранила более-менее ровные отношения с Элоизой, что же до её выбора – каждому своё. Чистокровной ведьме самой выбирать какого колдуна иметь в себе, ровесника, или в два раза старше. А история чистокровных семей и вовсе знает куда большую разницу в возрасте молодоженов, и предпосылки брака видела куда поскандальней.
[indent] И есть же ещё Келли. Покопавшись в своих собственных мотивациях, я поняла, что более всего не хочу рвать те хилые нити сотрудничества, которые, - не иначе как волшебным образом, - свились между нами, проигнорировав свадьбу его сестры, которую он сам же и поведет к алтарю; и в этом есть некая натянутая струна, если не сказать, что… Впрочем, нет - не сказать.
[indent] - Два часа тряски просто обязаны компенсироваться тем первым супчиком из меню. - подойдя к шатру, встречаюсь взглядом с Эйданом Эйвери и другими знакомыми, отдаю дать вежливости - светский приветственный кивок и не более - не хочу сегодня попасть в газеты, как основная причина внезапной дуэли на поленах. Ты понимаешь, о чем я, Рудольф.
[indent] Мистер Поттер сегодня на пике элегантности, чёткие строчки его свадебного костюма выдают высококлассный пошив, и любо-дорого смотреть на этот контраст убранства архаичных традиции и современных образов гостей. В староанглийской парадной мантии а-ля Мерлин и остроконечной шляпе я не заметила никого, когда как сама мисс-ещё-немного Трэверс предстает пред нами в лёгком, искусно расшитом великолепии – и вот здесь можно было заметить кельтские мотивы. Фата на счастье, шлейф от сглаза – всё при ней. Начинается церемония, и мы с тобой, родной, занимаем лучшие обзорные позиции - тебе рост помогает, а мне туфли.
[indent] - Лорду Арктурусу бы понравилось мероприятие в старых традициях, жаль его нет. - и говорю тебе тихо-тихо, едва касаясь губами уха. Понравилась бы, если бы не собака, однако она здесь словно гвоздь программы и очень воспитана. - Но надеюсь, нам не покажут простынь и не попросят петь песни. Что-то же должно отдать дань современности.
[indent] Жрец начинает свою речь, и мое внимание рассеивается вплоть до момента, когда начинает говорит жених. Наша с тобой свадьба, Рудольф, была очень светской, а дань традициям мы отдали за закрытыми дверями, в самом сердце Лестрейндж-Холла, не показав крови гостям, ибо то было совместное решение наших семей: глянец для общества, а традиционная и родовая магия – только для нас.
[indent] Но в целом, всё было так же.
[indent] Какие красивые слова говорят друг другу сияющие счастьем молодожены, как чисты их взгляды. В эти мгновения зарождающего союза я вижу, что их возраст и мнение других людей перед силой таких искренних чувств совершенно не имеют значения.

Отредактировано Bellatrix Lestrange (2022-04-30 00:13:21)

Подпись автора

I'm falling. In all the good times I find myself longing...
...for change. And in the bad times I fear myself.

[indent] Итак, свадьба.
[indent] Ни на ней, не вне ее для Томаша не существовало рамок приличия. Они хлопнули дверью у самого его носа в тот самый момент, когда... Подробностей этого лучше не знать. Хотя, и носы и двери стали главными участниками инцидента.
[indent] Томаш опоздал. Примерно настолько, чтобы пропустить церемонию и явиться ко времени, когда подавали десерт. Однако, с пустыми руками Кафка пришел лишь постольку, поскольку зачарованная ваза* в отличие от гостя прибыла в назначенный час. На подобные мероприятия маг по обыкновению являлся без сопровождения, так как в его собственных интересах в сопровождении было уйти. Под руку с очаровательной незнакомкой или же под руку с охраной – в обоих случаях на языке жестов это означало успех.
[indent] За лето многое изменилось. Изменился Томаш. Точнее говоря, изменились обстоятельства его жизни.
[indent] Метка.
[indent] Спустя долгие годы Кафка добился желаемого. Долгожданное проклятье пряталось под угольно-черными рукавами, – и об этом имел представление лишь узкий круг избранных.
[indent] Свадьба Мастера и его маленькой Элоизы. Ради такого события Томаш был как минимум выбрит до блеска. Отсутствие щетины обнажало подлинный возраст алхимика, придавая облику вид куда более юный, чем магу хотелось. И тем не менее всеми своими фибрами Кафка наслаждался новой гранью дозволенного. Он чувствовал завершенность этапа, что внутренне вырос переступив новый порог, стал старше, сильней. Это также отпечатывалось в лице сдержанным, несколько надменным, но в то же время расслабленным выражением. То была уверенность в себе, в своих целях и в своем жизненном выборе. Выборе истинного подонка или хранителя ценностей, это как посмотреть. Одного нельзя отрицать, – она была настолько же непоколебима как союз двух волшебников, решивших принести под небом августа брачную клятву.
[indent] Вересковая пустошь. Кто-бы сомневался, Веснушка. Смешавшиеся в воздухе словно церковные благовония ароматы манили в сторону шатра. Однако, чем ближе Томаш приближался к парадному входу, тем сильней в нем росло ощущение, будто этот праздник ему будет вовсе не рад, как могло почудиться из приглашения, выведенным изящным почерком Элоизы и насквозь пропитанном благосклонностью с интонацией нежности. Или счастья. Кафка худо их различал. Ему должно было быть плевать будут ли ему искренне рады здесь или не будут. Сам он не был ни рад, ни расстроен. Правда, все еще несколько испытывал удивление с примесью горечи, вылезавшей из камеры сердца будто недовольный малютка-птенец с крошечным, но весьма острым клювом. Только вот в глубине души Томаша помимо птенца вилась и мысль о том, что как бы там ни было, он не посмеет этот вечер испортить. Что он не должен со своей стороны этого допустить. Оно, это ощущение, гирькой тянуло обратно, взявшись из ниоткуда ни с того ни с сего.
[indent] Элли и Чарльз в самом деле заслуживали того, чтобы этот день прошел идеально, без трудных гостей. Однако, Кафка не был бы Кафкой, если бы пошел на уступку с совестью, которой и так было как жемчуга в лужице после дождя. А на вопрос что ему было там делать, ответ нашелся сам собой. И будь что будет.
[indent] Нюхнув порцию пыли в полумраке заката, Томаш вытер крошки с запястий уже в подкрашенном фейерверками состоянии. Даже если рады ему будут не все, как минимум рад будет он. У него хорошо получается, и есть на что положиться. В табакерке еще много осталось. Ведь союзу Веснушки и Мастера в высшем обществе были так же не рады. Так что плевать. В этом всем они были в лодке одной. В чем-то все они были друг с другом жутко похожи.
[indent] На этой циничной мыслишке и при взгляде на солнечно-рыжий как волосы Элли склон, на торчащие из земли, непробиваемые точно характер Мастера скалы, другой человек испытал бы сочащуюся волну сентиментов. Так это было красиво. Томаш не почувствовал ничего. Лишь всплывшее наружу умиротворение. Пусть в нем мало что всколыхнулось, но было как минимум живописно, а оценить это алхимик был способен вполне.
[indent] Внутри шатра царила оживленная атмосфера. Поэтому по иронии судеб на фоне бурлящей массы людей Кафка в некоторой степени ощутил себя оплотом спокойствия. Повсюду были цветы, подвешенные заклятьем фонарики, тарабанил оркестр, подавались аппетитные закуски и...
[indent]Вечеринка недурная. Но может стать куда веселей.
[indent] Выхватив из летящего на ватном облаке подноса бокал, мужчина двинулся вдоль зала смешиваясь с толпой. Здесь было много лиц – знакомых, не очень, прекрасных, не очень, старых и молодых. Некоторые танцевали. Однако, два самых счастливых сияли далеко впереди на возвышении. Вероятно, настанет кондиция, в которой Томаш будет способен приблизиться к новобрачным с парочкой остроумных, по его мнению, пожеланий и одновременно к этому времени будет не угашенным вхлам. Однако, эта минута им всем еще предстоит. А пока что...
[indent] Умиротворение вмиг сменилось пожаром при виде нее.
[indent] Роуз Мальсибер собственной миниатюрно-слащавой персоной, поедающая что-то вроде пирожного со взбитыми сливками. Кафка был не в силах определить, скучает ли девушка или веселится в компании десерта. Залюбовавшись дьявольским созданием, маг сам перемололся внутри до состояния крема ощутив при этом укол сдавленного сожаления. Грубо, но она заслужила, – Томаш так и не ответил на ее выстроченное школьными чернилами письмецо. Много чести для чертовки. Но как хороша.
[indent] Обидам алхимика было не суждено забыться так просто. Тот был злопамятен, к тому же и мстителен, что делало стиль его общения с женщинами абсолютно невыносимым. Но также, он был чудовищно прямолинеен. И эта прямолинейность вытянулась в нем словно кованый прут. Или то была вновь стрела маленького летающего засранца?
[indent] Кафка решил, что если кому-то и намерен испортить этот вечер, то пусть это будет она.
[indent] – Надо же, какая встреча, – маг поприветствовал школьницу со спины не отрывая ястребиного взгляда от того, что пряталось под ярко-синим атласом – Мисс Мальсибер – добавил Кафка намеренно не салютуя спиртным и не подслащая пилюлю ни такими оборотами как “приятная” и “неожиданная”, ни хвалебным комментарием по поводу ее образа. Божественно или нет, ангелы порой так обманчивы. Пусть от посторонних у него самого были скелеты в шкафу, и буквальные, – в своих эмоциях Кафка редко лгал или притворялся, практически никогда. Лгут те, кто способен испытывать стыд. В то же время ложь, казалось, была родимой стихией для Роуз и Томаша. Для их общей игры. Возможно, именно поэтому мужчину тянуло к этой ведьме настолько молниеносно, тогда и сейчас. По правде говоря, Томаш сам не понимал чего он хотел от нее. Чего добивался? Психологического реванша или все-таки чего-то еще? По всей видимости, чего-то хотел, раз обратился. И даже не был сбит с толку продолжая цедить шампанское в челюсти, готовый встретить колкость по адресу.

Отредактировано Tomas Kafka (2022-05-02 19:23:46)

Бен сжимает в пальцах ладонь Мередит, улыбаясь так широко, что кожа болит в уголках губ. Внутри у него так и пенится, искрится, щекочется такая дивная, чистая радость, радость откуда-то из детства, которой не хватает, пожалуй, велосипеда. На велосипед он запрыгнул бы сейчас с ходу и рванул куда-нибудь, хотя бы и к реке. Второй велосипед — для Мерри, — разумеется прилагался бы. Но и без него, в общем, сносно, когда у тебя внутри такие танцы. Бену весело. Сложно представить то, что способно омрачить такое веселье. Весело думать о велосипеде, весело воображать, как они с Мерри ползут сквозь вереск подобно дерзким партизанам, весело быть здесь, зная, что можешь в любой момент уйти.
— Я знаю, что ты не очень этого хочешь,— Мерри, оплетая пальцами его ладонь, кивает на парочку, в которой Бен мгновенно опознает отца и бабушку, — Но лучше сразу разобраться со сложным делом. Идём?
А разве жениху не положено сидеть где-нибудь тихо до начала представления? — шепчет он, оборачиваясь, — Или это только невесты касается? Ну что ж, — вроде поздравлять надо обоих после бракосочетания, и он с удовольствием ограничился бы единственным актом, его не задубливая.
Но подойти нужно, там с ним, к тому же, бабушка, с которой Бену общаться куда приятнее. Ну и глупо игнорировать их теперь, уже встретившись взглядами.
Рада тебя видеть, ты совсем перестал баловать старуху, — восклицает Матильда Поттер.
Давно замечено, что назвать себя старухой, да ещё и не стирая с лица улыбки, может лишь женщина, которую у всех прочих, несмотря на её возраст, так назвать язык не повернётся. Кем-кем, а старухой бабушка не была и не станет никогда, в этом Бен был уверен. Однако, невзирая на её внешний лоск, её аристократическую красоту, которую можно было даже охарактеризовать как неприступную, бабушка умела быть мягкой. Наедине она являла близким такую нежность, какой в ней нельзя было заподозрить, глядя со стороны.
— Иди сюда, дорогой, — бабушка обнимает его, и впервые за последние годы он совершенно не боится поддаться детскому чувству спрятаться, завернувшись в её безусловную поддержку как в клетчатый плед у камина, снова сделаться мальчиком, внучком, для которого всегда найдутся в корзинке булочки с корицей и семлы с кремом и миндальной пастой.
Он больше не боится. И раньше плохо умел, теперь совсем разучился. Ещё бы теперь разучиться злиться, а то ведь отец не преминул вставить шпильку в доброжелательное с виду приветствие, и в ответ изнутри Бен весь ощетинился.
— Спасибо, что согласились составить моему сыну компанию и не дали ему сбежать в последний момент, мисс…
Хочется закатить глаза. В общем, Бен так и поступает. Ему, значит, нужна охрана и нянька, и странно, что ему согласилась составить компанию девушка, как такое вообще возможно. Он должен был составлять компанию бабушке. Или вообще... кольца держать.
— Бенедикт, — отец протягивает ладонь, и Бен не может не выдержать паузу, хоть пауза коротка.
А когда он обхватывает пальцами сильную, жилистую ладонь Чарльза, тот вдруг дёргает его на себя... чтобы обнять. Обескураженный, Бен едва успевает сдержать аврорские рефлексы, благодаря которым чуть не заехал родителю кулаком в глаз. Он смущенно смеётся, похлопывая Чарльза ладонью по спине, и, поймав взгляд Мерри, вздергивает брови, всем своим видом пытаясь передать недоумение.
— Я тоже рад, что я здесь, — отвечает Бен отцу, отстраняясь.
И не врёт даже.
Он, в общем, рад быть здесь, хоть предпочёл бы оказаться в каком-нибудь другом месте, — это все же не так, как если бы ему пришлось месяц валяться в Мунго, или выполнять навязанный высшим и от реалий аврората далеким начальством неумный приказ. В конце концов, здесь тепло, и пахнет вереском.
— Мир не всегда таков, каким мы хотим его видеть, — пожимает он плечами, — Но по крайней мере мы можем делать выбор. Надеюсь, ты сделал правильный, — не очень-то тёплое поздравление, но уж какое есть, и Бен горд даже таким.
Он бросает взгляд на бабушку, которая, похоже, согласна с тем, что сын мог быть поласковей с отцом в день его второго бракосочетания, но Матильда молчит и этого достаточно.
Шатры наполняются людьми, большинство из которых Бен не видел сто лет, и едва ли меньшее количество с удовольствием не видал бы ещё столько же... и Келли. Ага.
Обратив внимание на то, где трется Келли, Бен ищет глазами мистера Трэверса и обнаруживает через проход от них с Мерри и Матильдой, на белых гостевых стульях в компании леди Фионы. Хах, — скосив глаза на Мерри, усмехается он, не говоря ни слова, но зная, что она поймёт.
Он, грешным делом, разгневанный выбором отца и всей этой их истории с Элли, которую ещё не окончательно отучился именовать гнусной, совершенно не задумался над тем, как сей союз воспримут родители Трэверсов. Теперь он смутно припоминает, как Келли говорил что-то о проблемах с отцом. Ну да. Ещё бы.
Но, раз Трэверсы все-таки явились, значит, не так страшна ситуация. И к лучшему, пожалуй. Элли, как бы там ни было, не заслужила гнева отца. Который, между прочим, уже показал себя как хреновый эксперт в области подбора женихов для дочери.
— Молодежь, надеюсь, не отягощу вас своей компанией, — голос Матильды прерывает его размышления.
— Ни в коем случае, миледи, — лучезарно улыбается ей Бен, прижимая к себе Мерри в регулярном в последнее время коротком порыве удостовериться в её исключительной материальности.
Усевшись поближе к алтарю и повозившись в шутливой попытке Мерри добавить его наряду красок, водрузив на его голову свою жёлтую шляпу, Бен едва не пропускает появление кольценосной Меропы. Внимание к ней привлекает взрыв смеха гостей: шишуга трусит по дорожке из лепестков, гордо маша обоими хвостами. Бен, прыснув, пихает Мерри локтем в бок и шепчет ей в ухо:
— Хорошо, что хранителя колец выбирала Элли. Возьми эту роль на себя отец, это вряд ли оказалось бы нечто столь же милое. Уж скорее зубастое, да спалило б тут все к чертям, — внутри у него щекотно, совсем теперь не выходит отнестись серьёзно к происходящему и, возможно, оно даже к лучшему.
Элоизу к алтарю ведёт Келли. Глядя в его ровную спину, обточенную линиями безупречных швов дорогущего сюртука, Бен думает о том, что рыжий засранец успел выдать сестру замуж дважды, оставаясь в холостяках. Тема будущей жены Келли, подрастающей в суровых стенах Дурмстранга оставалась источником шуток для них с тех самых пор, как договор был заключен — малютка о ту пору едва ли под стол научилась пешком гулять. Однако, уже очень скоро она выпустится из школы и придётся господину консультанту законодательной коллегии... ну, для начала хотя бы научиться улыбаться.
Келли, отдав руку сестры Чарльзу, отступает в сторону и оборачивается.
Ну, неплохо. Но, конечно, ещё понадобятся тренировки.
Бен не слушает речь жреца, не слушает клятвы брачующихся, опасаясь, что все это может разбередить в нем ненужное уже, но никак не желающее его навсегда покинуть. Сжимая в пальцах ладонь Мерри, он отворачивается, устремляет взгляд на мерцающую дымку вереска, лежащую поверх медвяной зелени поля. Цветы точно сияют, и небо кажется чуть лиловым в их отблесках.
— Очень красивая церемония. У нас с твоим дедом была такая же, - вполголоса сообщает ему Матильда, коснувшись его руки.
Бен улыбается, переводя на неё взгляд. И, конечно, не говорит, то у него такой не будет.
Это он знает уже точно.

Папа держится молодцом. Ну или даёт слабину, тут уж как посмотреть. Мысленно ставя себя на место мужчины, чей друг детства вознамерился жениться на его дочери, Келли придерживается уверенности, что уж он-то на месте Мэлекая не уступил бы. Не допустил бы этого брака.
Он сам, к счастью, на своём месте. И на позиции брата делает всё, чтобы убедить отца уступить. Забавно, но для человека, имеющего столько лет дело с законами, распоряжениями и указами, ничего на самом деле необычного. Юриспруденция - сплошное лицемерие. Келли не самый лучший лицемер, он плохой актёр, но зато умело владеет покерфейсом. И для родителей - убедителен, ведь был таким всегда. Так что он не нуждается в актёрских способностях, ему достаточно владения словом. Словом он хорошо владеет. Неоценима была помощь матери: в конце концов, она оставалась человеком, которого отец слушал в первую очередь...
— Келли? Ещё не спишь? Поиграешь со мной в шахматы?
Пару мгновений он молчал, пряча улыбку за закрытой дверью.
- Я совсем разучился рассказывать сказки, - заметил он, открывая сестре.
И она, разумеется, принялась уверять, что он никогда не разучится. Это ведь как кастовать "Люмос" - один раз научился, уже не разучишься никогда. И что ж, так и есть. Шахматная история развернулась эпическим полотном, лилась кровь, развевались флаги. Пожалуй, возраст и опыт лишь добавили Келли изобретательности в построении сюжета. Он увлекся историей, и она лакрицей растянулась куда-то в ночь, где Элли сморило в сон на его кровати, а Меропа пристроилась на ковре.
Когда-то это было обычным делом, в общем-то, - подумал Келли, накрывая сестру пушистым пледом. А потом подумал о том, понравятся ли такие вот шахматы той малышке, воссоединение с которой приближает неумолимое время... и согласится ли он рассказывать ей свои истории.
Сквозь суетливое утро Келли скользил невозмутимым парусным фрегатом, предоставив волнение дамам, которые так любят поволноваться. Маме, похоже, всё это было весьма полезно: она разрумянилась и помолодела, зарывшись в десяток мелочей, чрезвычайно важных в день бракосочетания. Никто и ни за что не догадался бы, глядя на происходящее, что Элоиза выходит замуж не впервые. Этому Келли был даже рад: историю с Вальдштейном он предпочёл бы в самом деле забыть. Теперь для этого были все причины.
Он постарался провести аппарацию максимально аккуратно, чтобы не примять платье сестры и не испортить её причёску: по привычным представлениям, не по её просьбе. Возможно, ничего страшного не было в том, чтоб волосы немного растрепались и выглядели более естественно. Во всяком случае, когда первый же порыв ветра на пустоши разворошил огненные локоны,  Элоиза лишь улыбнулась.
— Думаешь, Чарльзу понравится?
- О, надеюсь, он не успел ослепнуть с тех пор, как я видел его в последний раз, - улыбнулся Келли одной стороной рта, - Впрочем, у тебя все шансы исправить это недоразумение.
Странно помнить, какой она была, когда выходила за Вальдштейна. Платье - белоснежное и строгое, с высоким воротником, обхватывающим кружевами горло, высокая причёска с россыпью зачарованных лилий, которые отчего-то всегда ассоциировались у Келли со смертью. И лицо, её лицо было совсем другим. Как приятно вычеркнуть тот день из памяти навсегда. Сестра-невеста теперь останется в его голове такой, как сегодня.
Вести её к алтарю - по нему задача, Келли даже доволен тем, что отец недостаточно дал слабину, чтоб традиционно передать дочь в руки Чарльза. Келли с детства казалось, что ответственность за Элли в большей степени принадлежит ему, а уж зная тайны Чарльза, которые Мэлекаю никогда не станут известны, тем более следует признать, что это должен сделать именно Келли. Здесь он чувствует себя уместно и уверенно. А ещё чувствует, точно неприятное проклятие, едва не разрушившее их жизни, окончательно рассыпается в прах именно сейчас, когда он осознанно и без колебаний вкладывает руку сестры в ладонь Чарльза Поттера.
А затем, отступив в сторону, озирается и с удовольствием ловит взгляд Бена. Бен в хорошей компании. Ему куда больше подходит корабельная сосна Батлфилд, чем гибкий вьюнок Элли. Все эти привязанности из детских игр да сказок трудно отличить от того, что в самом деле твоё, Келли ли об этом не знать. Дай-то Мерлин, у Бена наконец открылись глаза.

Лента, обвившая их запястья, ярко вспыхивает и словно бы исчезает, хотя Элоизе кажется, что она навсегда незримо остаётся с ними, как другая незримая нить Непреложного Обета, уже невидная для посторонних, но всё ещё существующая. Тонкая нить их новой клятвы так же незримо ушла в них, творя свою магию и сделав их чем-то большим, чем мгновение назад. Муж и жена, новая ветвь единого рода, готовая пустить новые побеги. Элли и раньше чувствовала себя единым целым с Чарльзом, но теперь сей факт будет признаваться на всех уровнях: магия поместья, родовые артефакты, в конце концов, общественное мнение. Осталась лишь крохотная и самая радостная формальность светского толка: руки Элоизы слегка подрагивают, но, к счастью, первым надевает кольцо жених. И когда тонкий ободок из золота и платины охватывает её палец, в Элли вселяются эйфория и уверенность. В себе, в том, что с этого мгновения всё в её жизни пойдёт иначе и счастливо, что ни один выбор в её жизни не ощущался настолько правильным…

Она очень рада, что Чарльз согласился на традиционные ирландские кольца «Кладдах». Это было важно для Элли, ей очень хотелось носить именно такое кольцо, символизирующее единство на всех уровнях: любовь, дружба, доверие (оно же – верность). Согласно традиции, самому себе покупать кладдах нельзя, поэтому они с Чарльзом «подарили» кольца друг другу, а потом отдали их артефактору. Кольца должны были сообщать одному супругу, если второй попал в беду, и свершившаяся магия крови стала пусковым механизмом, запускающим работу обручальных колец-артефактов. Но сейчас, неотрывно глядя на теперь уже мужа сияющим взглядом, Элоиза искренне надеется, что эту свою функцию им не придётся исполнить никогда. Она одевает кольцо Чарльза ему на палец, и сердце заходится от восторга: как же красиво теперь смотрятся их руки рядом! Рука мужа (ей никогда не надоест звучание этого слова, и никогда ещё оно не ощущалось так сладко) обвивает её за талию, Элли смеётся и кладёт руки ему на плечи прежде, чем их губы соединяются в первом публичном поцелуе.

Оркестр играет музыку, кажется, тявкает ощущающая их волнение Меропа, но всё это доносится до Элоизы словно сквозь марево, смазанным шумом. Она вся сконцентрирована на тепле рук Чарльза на своей талии, на ощущении его губ, на том, как её пальцы скользят по его плечам… Но у них ещё будет сегодня время вернуться к этому и пойти дальше. А сейчас они ещё здесь, среди гостей, в новом волнующем качестве, и кажется, что с этой минуты их жизнь будет похожа на вихрь ярких конфетти и благоухающих лепестков. Элли счастливо смеётся, когда муж подхватывает её на руки. Мистер и миссис Поттер. Невероятно… Это правда не сон? Разве может реальность быть настолько прекрасной? Её даже не смущает, что по ирландским суевериям (и тем более – в день фейри!) невесте нельзя отрывать от земли обе туфельки, иначе фейри её украдут. Никто и никогда не отнимет её у Чарльза, а фейри не станут красть другую фейри, устроившую для них такой прекрасный праздник.

- Твоя – подтверждает Элоиза, и цветочный полог платья развевается в воздухе на радость взволновано лающей Меропы, когда муж кружит её на руках. Если Элли будут спрашивать, как выглядит абсолютное счастье, с этой секунды она всегда будет вспоминать этот момент. Когда они преодолевают уже в обратном направлении ведущую к алтарю дорожку, и Чарльз ставит Элли на землю, прошептав на ушко комплимент, девушка смеётся радостно и так же, на ухо ему отвечает:
- А у меня – муж – она рада, что он не отпускает её руку, потому что ей и самой не хочется сейчас от него отрываться, и не захочется ещё долго. К гостям они подходят вдвоём, и Элоиза лишь сейчас получает возможность поговорить с ними как следует. Светящаяся от радости, смущенная, она посылает взволнованный взгляд и улыбку родителям, радостно кивает Матильде Поттер, машет рукой Бену и… Это Мередит? Как давно они не виделись! Нужно будет обязательно подойти, поговорить с ней.
- Спасибо… Спасибо огромное… Спасибо, что пришли – рассыпается Элли в благодарностях, кажется, согревая светом своей улыбки и веснушек каждого, кто подходит к ним с поздравлениями. Хотя вид некоторых гостей – например, Лестрейнджей – заставляет Элоизу на всякий случай чуть сильнее прижаться к руке Чарльза в поисках уверенности. Ей больше не за что краснеть, они ведь теперь и муж жена.