Наблюдая за тем, как Амелия приступает к уничтожению круассана, Бен ощущает, кажется, тень того глубокого умиротворенного удовлетворения, которое охватывает Элли Трэверс, когда она потчует вкусной сытной стряпней брата, родителей и всех случайно забредших гостей.
Пусть она не может изменить мир, но она может сделать людей чуть счастливее и сильнее, а они уж возьмут мир в свои руки.
Бену это чувство внове, так что ему удаётся перебить даже лёгкую тоску, засвербившую под ложечкой при мысли об Элли. Он, Бен, готовить умел - на уровне "есть безопасно", поскольку жил один и обстоятельства вынудили. Будь они другими, он предпочёл бы предоставить сие нелёгкое дело специалистам. Да он и сейчас нередко так поступал, заказывая пиццу в ресторанчике на первом этаже дома, в котором снимал квартиру.
Готовили там без магии, однако отменно. Бен водил туда пару раз крутящих носами знакомых, не верящих, что маглы готовят не хуже волшебников.
— Полагаю, ты и о высшей мере пока ничего не слышал?
Бен снова мрачнеет: краткий всплеск мыслей о стряпне Элли Трэверс и магловской пицце задохнулся в душной беспросветности будущего, рождающегося в Визенгамоте.
- Кхм, нет, - охрипшим неожиданно голосом отзывается он, как будто рассеянно скользя взглядом по заголовкам и печатям на бумагах, оккупировавших стол Амелии.
— Тогда расскажу и про это. Теперь нам не обязательно собирать суд полным составом, чтобы приговорить к высшей мере. И список преступлений, — она делает паузу, - похоже, подбирает слова нейтральной окраски, — стал несколько шире.
- Мерлиновы кальсоны, - всплескивает Бен рукой, отстраняясь от стола, - Зачем? Нас без того не много, ну... до сих пор ведь был вполне адекватный список.
Он хмурится, склоняя голову к плечу, наклоняется к столу Амелии, опирается локтями о столешницу.
На самом-то деле вот это беспокоит его отчего-то меньше, чем снятие запрета на Непростительные. Хотя и здесь под благовидными и благородными причинами вроде наказания и возмездия - которого, между прочим, многим, чьи жизни изуродованы, наверняка захочется, - прячется вульгарное убийство. И здесь его внутренняя убеждённость непоколебима: наказывать - да, по всей строгости. Убивать - нет. Это шаткий мост, под ним пропасть, на дне её огонь. А если горишь, то уже не выберешься.
- Ты вот думал о том, где та грань, которую не перешёл бы сам? А кто-то ее давно готов перешагнуть. Теперь ещё и официально, - каким-то каменным гулким эхом его мыслей звучат слова Амелии.
В самом деле на мгновение кажется, что вокруг не тёплое дерево и поглощающее звуки сукно обивки стен, а сырой, замшелый и мёртвы камень подземелий.
- Непростительные и есть моя грань, - говорит Бен, легонько припечатав ладонью стол, точно ставя точку со значением, - Любая, впрочем, тёмная магия - для меня за гранью. Мы ведь не зря представляем закон, закон одинаков для всех, он создан чтобы уравнивать права. И если мы имеет право использовать непростительные, выходит, чисто теоретически... и они имеют? И любой волшебник имеет? Разве не дикость, ну ты скажи? - он начинает горячиться, сам ещё того не замечая.
Он знает, что не вина Амелии в том, что происходит, но и не думает о том, чтоб сдерживать искренность своих эмоций.