Клео стояла у комода, глядя на свои руки, что судорожно сжимали очередную статуэтку, которую хотелось запустить в стену. Фигурка изображала счастливых пастуха и пастушку, которые, обнявшись, весело то ли танцевали, то ли просто кружились в какой-то бурной радости. Клео ещё сильнее сжала фигурку, чувствуя глупую и странную зависть к этим двоим, что были так беззаботно влюблены. А ей, ей  такого счастья никогда не видать!
Клео замахнулась и статуэтка, ударившись о стену, разлетелась на сотни мелких осколков. Пол ее комнаты уже был усеян разноцветными кусочками стекла и фарфора. Не одна фигурка и ваза уже оказались разбиты и расколочены благодаря ярости Клео. Но она ничего не могла с собой поделать - хотелось ломать, бить, слышать звон осыпающихся осколков, чтобы он заглушил звон ее разбивающегося сердца. Все ее существо требовало разрушения и под руку очень кстати попадались все эти безделушки, которыми был напичкан их дом.
Клео чувствовала себя глубоко несчастной и даже ее ярость не помогала справиться с этим ощущением пустоты, которое сейчас поселилось внутри. Будто душу вырвали и забыли вернуть на место. А ещё отныне у неё не будет сердца. Зачем, если оно все равно никому не нужно? Какая же идиотка она была! И наивная! Теперь все иллюзии рассеялись как дым, все надежды были растоптаны.
Клео привыкла с детства получать то, что она хочет. Она не знала отказа ни в чем, все ее желания всегда исполнялись. Родители всегда шли навстречу практически любым прихотям, никогда не давили на неё по поводу учебы или общения с теми или иными друзьями. Хотя чаще всего Клео проводила время с братом и с его друзьями. Ей всегда было интересно с теми, кто старше. И до определённого момента все было хорошо. Все было хорошо ровно до момента, когда Клео поняла, что хороший друг Кинга Шен нравится ей гораздо больше, чем друг. Вот тогда все и началось… И все было прекрасно даже тогда, потому что впервые Клео увидела насколько мир яркий, сколько в нем хороших людей, как прекрасен каждый день в жизни… Впервые она влюбилась. И это чувство настолько захватило ее, что она и не сомневалась, что все будет ровно как в тех самых сказках, которые ей читали в детстве перед сном.
Вот только никто не сказал Клео, что в сказках часто не такой конец как в жизни.
К концу школы Клео уже точно знала, что ее ждёт замужество, вот только ей хотелось самой выбирать своего суженого. Родители никогда не указывали ей в этом плане и потому девушка была точно уверена в том, что все сложится прекрасно.
После недолгих колебаний Клео набралась смелости и объявила родителям, что все ее желание - это быть частью семейства Чан. Родители пообещали поговорить и обсудить все со своими старыми друзьями и весь день Клео почти что летала по дому, окрылённая своими фантазиями. Вечером за ужином, Клео поняла, что что-то пошло не так… И впервые за все время мать отказала ей в ее желании. Поначалу Клео опешила, не понимая, что только что ей сказали, но потом до ее сознания дошёл ужасный смысл и это подняло в ней бурю негодования. А потом оказалось, что и сам Шен уехал. Вот так просто… Бросил ее, наивно надеявшуюся на то, что счастье возможно.. Клео никогда ещё не чувствовала себя настолько разбитой и обманутой.
Сначала она закрылась в своей комнате и никого не хотела видеть, потом она плакала, так долго, что перестала понимать, где день, а где ночь. Она ни с кем не разговаривала и отказывалась есть, потому что на это не было сил. Зато сейчас Клео ощущала в себе жгучую потребность выплеснуть всю свою злость куда-либо и в ход пошли все ненужные безделушки, которые раньше радовали ее глаз, а теперь только раздражали.
Прошла неделя или около того, Клео не знала, но никаких записок и писем от Чана не было. Не поверив матери, девушка сама отослала Шену письмо, но он не ответил на него и на второе тоже. Клео больше писать не стала, похоже ее мать и правда была права. Ее просто забыли вычеркнули из своей жизни настолько легко, что от этого было ещё больнее.
Ещё одна вазочка полетела в стену. За звоном разбитого стекла Клео не услышала, как в ее комнату кто-то постучался и вошел. Ей по прежнему никого не хотелось видеть, но после истерики матери, которая боялась за Клео и не могла вынести закрытых дверей в ее комнату, Клео перестала ставить запирающее заклятие. Мать не приходила, но ей было спокойнее, что дверь у девушки в комнату не запечатана. А сама Клео была рада тому, что ее чуть оставили в покое. Возможно, единственным, кого бы она все-таки приняла - был брат, но он тоже жил не близко, да и его работа не позволяла ему приходить и уходить, когда вздумается, так что если б он и смог прийти, то только через несколько дней. Оставалось крушить все вокруг себя, мучаясь от разбитого сердца и ощущения боли и одиночества…

Клео выискивала глазами, что ещё осталось уцелевшим, чтобы и это разбить. Хотя какая разница? Можно потом сказать «Репаро!» и снова все станет целым, и можно снова разбивать все. Жаль, что так нельзя сделать с сердцем, потому что никакое заклинание не соберёт его заново. Клео всхлипнула и схватила небольшую вазочку, стоявшую на ее прикроватной тумбочке. Когда-то там красовались цветы от Шена, подаренные ей на один из Дней рождений… Воспоминания пронзили болью и девушка уже развернулась, чтобы швырнуть ее в стену, но внезапно увидела Кингсли. Своего любимого брата, который уже давно не показывался в их доме, будто здесь его не ждали. Клео вот всегда ждала. Но уже поняла давно, что брат не хочет появляться здесь по какой-то причине, а теперь он стоял на пороге ее комнаты, подняв руки вверх, словно сдаваясь.
— Милосердия, принцесса!
Клео раздумывала пару секунд швырнуть ли эту вазу ему в голову или же броситься обнимать? Второй вариант все же перевесил и она, выронив несчастную вазу, подбежала к Кингсли и крепко его обняла, давая таким образом понять, что он конечно же может войти. Спустя несколько мгновений Клео оттолкнула брата и яростно посмотрела на него.
— Где ты пропадал столько времени! Я забыла уже, что у меня оказывается есть брат!
Она не заметила даже, как все осколки Кингсли смел в одну кучу в угол, чтобы Клео ненароком не поранилась, не наступила на стекло. Она часто дышала, слёзы ещё не все до конца иссякли.
— Я не поранилась. — отрезала девушка, отводя глаза и пряча за спину руку с тонким порезом на запястье. Осколок от небольшого зеркала поцарапал кожу, когда то разбилось. Но Кингсли об этом знать не обязательно. Клео резко вскинула на него взгляд.
— Тебя мама попросила прийти?
Девушка знала, что мать могла воззвать к брату, потому что Клео не хотела ни с кем разговаривать. А с Кингсли Клео всегда находила общий язык и всегда таскалась за ним хвостиком в детстве. Да она его обожала! Поэтому мать могла попросить его приехать, чтобы он повлиял на Клео.
— Я не хочу есть.
Она снова почувствовала как в горле встал комок. Как она может есть, когда ее жизнь разрушена? Неужели никто не понимает?
— Кинг, не о чем разговаривать. — ее голос предательски задрожал, но в глазах плескалась боль напополам с яростью. — Я ничего не хочу, потому что никогда не буду счастливой! Все разрушено! Все!
Она почти повысила голос снова. Это было не очень достойно леди, как и весь тот беспорядок, который она устроила, но Клео было плевать. Ей на все сейчас было плевать и она была уверена, что ничто ее никогда больше не порадует.
Клео бросилась на кровать, разрыдавшись снова, утопая в своём горе и даже приход любимого брата сейчас ее совершенно не радовал. Только раздражал, потому что скорей всего мать хотела найти с ней контакт через Кинга. А сам Кингсли пришёл к ней, когда стало все совсем плохо.