Клео стояла у комода, глядя на свои руки, что судорожно сжимали очередную статуэтку, которую хотелось запустить в стену. Фигурка изображала счастливых пастуха и пастушку, которые, обнявшись, весело то ли танцевали, то ли просто кружились в какой-то бурной радости. Клео ещё сильнее сжала фигурку, чувствуя глупую и странную зависть к этим двоим, что были так беззаботно влюблены. А ей, ей  такого счастья никогда не видать!
Клео замахнулась и статуэтка, ударившись о стену, разлетелась на сотни мелких осколков. Пол ее комнаты уже был усеян разноцветными кусочками стекла и фарфора. Не одна фигурка и ваза уже оказались разбиты и расколочены благодаря ярости Клео. Но она ничего не могла с собой поделать - хотелось ломать, бить, слышать звон осыпающихся осколков, чтобы он заглушил звон ее разбивающегося сердца. Все ее существо требовало разрушения и под руку очень кстати попадались все эти безделушки, которыми был напичкан их дом.
Клео чувствовала себя глубоко несчастной и даже ее ярость не помогала справиться с этим ощущением пустоты, которое сейчас поселилось внутри. Будто душу вырвали и забыли вернуть на место. А ещё отныне у неё не будет сердца. Зачем, если оно все равно никому не нужно? Какая же идиотка она была! И наивная! Теперь все иллюзии рассеялись как дым, все надежды были растоптаны.
Клео привыкла с детства получать то, что она хочет. Она не знала отказа ни в чем, все ее желания всегда исполнялись. Родители всегда шли навстречу практически любым прихотям, никогда не давили на неё по поводу учебы или общения с теми или иными друзьями. Хотя чаще всего Клео проводила время с братом и с его друзьями. Ей всегда было интересно с теми, кто старше. И до определённого момента все было хорошо. Все было хорошо ровно до момента, когда Клео поняла, что хороший друг Кинга Шен нравится ей гораздо больше, чем друг. Вот тогда все и началось… И все было прекрасно даже тогда, потому что впервые Клео увидела насколько мир яркий, сколько в нем хороших людей, как прекрасен каждый день в жизни… Впервые она влюбилась. И это чувство настолько захватило ее, что она и не сомневалась, что все будет ровно как в тех самых сказках, которые ей читали в детстве перед сном.
Вот только никто не сказал Клео, что в сказках часто не такой конец как в жизни.
К концу школы Клео уже точно знала, что ее ждёт замужество, вот только ей хотелось самой выбирать своего суженого. Родители никогда не указывали ей в этом плане и потому девушка была точно уверена в том, что все сложится прекрасно.
После недолгих колебаний Клео набралась смелости и объявила родителям, что все ее желание - это быть частью семейства Чан. Родители пообещали поговорить и обсудить все со своими старыми друзьями и весь день Клео почти что летала по дому, окрылённая своими фантазиями. Вечером за ужином, Клео поняла, что что-то пошло не так… И впервые за все время мать отказала ей в ее желании. Поначалу Клео опешила, не понимая, что только что ей сказали, но потом до ее сознания дошёл ужасный смысл и это подняло в ней бурю негодования. А потом оказалось, что и сам Шен уехал. Вот так просто… Бросил ее, наивно надеявшуюся на то, что счастье возможно.. Клео никогда ещё не чувствовала себя настолько разбитой и обманутой.
Сначала она закрылась в своей комнате и никого не хотела видеть, потом она плакала, так долго, что перестала понимать, где день, а где ночь. Она ни с кем не разговаривала и отказывалась есть, потому что на это не было сил. Зато сейчас Клео ощущала в себе жгучую потребность выплеснуть всю свою злость куда-либо и в ход пошли все ненужные безделушки, которые раньше радовали ее глаз, а теперь только раздражали.
Прошла неделя или около того, Клео не знала, но никаких записок и писем от Чана не было. Не поверив матери, девушка сама отослала Шену письмо, но он не ответил на него и на второе тоже. Клео больше писать не стала, похоже ее мать и правда была права. Ее просто забыли вычеркнули из своей жизни настолько легко, что от этого было ещё больнее.
Ещё одна вазочка полетела в стену. За звоном разбитого стекла Клео не услышала, как в ее комнату кто-то постучался и вошел. Ей по прежнему никого не хотелось видеть, но после истерики матери, которая боялась за Клео и не могла вынести закрытых дверей в ее комнату, Клео перестала ставить запирающее заклятие. Мать не приходила, но ей было спокойнее, что дверь у девушки в комнату не запечатана. А сама Клео была рада тому, что ее чуть оставили в покое. Возможно, единственным, кого бы она все-таки приняла - был брат, но он тоже жил не близко, да и его работа не позволяла ему приходить и уходить, когда вздумается, так что если б он и смог прийти, то только через несколько дней. Оставалось крушить все вокруг себя, мучаясь от разбитого сердца и ощущения боли и одиночества…

Клео выискивала глазами, что ещё осталось уцелевшим, чтобы и это разбить. Хотя какая разница? Можно потом сказать «Репаро!» и снова все станет целым, и можно снова разбивать все. Жаль, что так нельзя сделать с сердцем, потому что никакое заклинание не соберёт его заново. Клео всхлипнула и схватила небольшую вазочку, стоявшую на ее прикроватной тумбочке. Когда-то там красовались цветы от Шена, подаренные ей на один из Дней рождений… Воспоминания пронзили болью и девушка уже развернулась, чтобы швырнуть ее в стену, но внезапно увидела Кингсли. Своего любимого брата, который уже давно не показывался в их доме, будто здесь его не ждали. Клео вот всегда ждала. Но уже поняла давно, что брат не хочет появляться здесь по какой-то причине, а теперь он стоял на пороге ее комнаты, подняв руки вверх, словно сдаваясь.
— Милосердия, принцесса!
Клео раздумывала пару секунд швырнуть ли эту вазу ему в голову или же броситься обнимать? Второй вариант все же перевесил и она, выронив несчастную вазу, подбежала к Кингсли и крепко его обняла, давая таким образом понять, что он конечно же может войти. Спустя несколько мгновений Клео оттолкнула брата и яростно посмотрела на него.
— Где ты пропадал столько времени! Я забыла уже, что у меня оказывается есть брат!
Она не заметила даже, как все осколки Кингсли смел в одну кучу в угол, чтобы Клео ненароком не поранилась, не наступила на стекло. Она часто дышала, слёзы ещё не все до конца иссякли.
— Я не поранилась. — отрезала девушка, отводя глаза и пряча за спину руку с тонким порезом на запястье. Осколок от небольшого зеркала поцарапал кожу, когда то разбилось. Но Кингсли об этом знать не обязательно. Клео резко вскинула на него взгляд.
— Тебя мама попросила прийти?
Девушка знала, что мать могла воззвать к брату, потому что Клео не хотела ни с кем разговаривать. А с Кингсли Клео всегда находила общий язык и всегда таскалась за ним хвостиком в детстве. Да она его обожала! Поэтому мать могла попросить его приехать, чтобы он повлиял на Клео.
— Я не хочу есть.
Она снова почувствовала как в горле встал комок. Как она может есть, когда ее жизнь разрушена? Неужели никто не понимает?
— Кинг, не о чем разговаривать. — ее голос предательски задрожал, но в глазах плескалась боль напополам с яростью. — Я ничего не хочу, потому что никогда не буду счастливой! Все разрушено! Все!
Она почти повысила голос снова. Это было не очень достойно леди, как и весь тот беспорядок, который она устроила, но Клео было плевать. Ей на все сейчас было плевать и она была уверена, что ничто ее никогда больше не порадует.
Клео бросилась на кровать, разрыдавшись снова, утопая в своём горе и даже приход любимого брата сейчас ее совершенно не радовал. Только раздражал, потому что скорей всего мать хотела найти с ней контакт через Кинга. А сам Кингсли пришёл к ней, когда стало все совсем плохо.

Кингсли утешал ее, что мол она всегда ему могла написать, могла напомнить ему, что ей не хватает общения с любимым братом. Но Клео знала, что даже если бы он и подучил письмо или записку от неё, то не пришёл бы. Или забыл бы, как чаще всего и бывало, или же его отвлекла работа или ещё что-нибудь. Это было нормально, что старший брат имел свою жизнь, уже отдельную от них, порой забывая о родных, но Клео все равно порой обижалась на него. Она настолько любила брата, что наверное пройди сотня лет, все равно она будет скучать по нему. И все равно обижаться.
— Я могла написать, но ты мог забыть о моем письме через секунду, когда тебя отвлекла бы твоя работа! — выпалила Клео, слишком расстроенная, чтобы быть добрее к брату и понимать, что работа это не его прихоть.
Сейчас она вела себя ровно как в детстве, когда ей не понять было того, почему отец уходит на какую-то работу, а не посвящает время ей! Клео всегда была маленькой принцессой, вокруг которой обязан вертеться весь мир. Она была центром, она была солнцем этой маленькой вселенной и до сих пор это ощущение в ней осталось где-то глубоко внутри.
— Мама неправильно сделала. — Клео огрызнулась, не желая ранить брата, но не думая об этом сейчас. — Ты ничем не сможешь мне помочь, да и никто не сможет!
Кинг выглядел убийственно спокойным, хотя Клео хотелось, чтобы хоть кто-то разделил ее ярость и горе, но все ее пытались успокоить. А это ещё сильнее выводило из себя. У неё не получилось обмануть брата, скрыв свой порез, он увидел все и залечил царапину, хотя она хотела вырвать у него руку и сказать, что даже пусть было бы у неё несколько царапин, ей все равно.
Он так же спокойно присел рядом с ней, когда Клео бросилась на кровать, утопая в своём горе и не видя ничего, что бы могло ее порадовать хоть когда-нибудь. А Кинг только подливал масла в огонь.
— Живут без счастья? — девушка оторвала лицо от подушки, глянув на брата опухшими глазами от слез. — А зачем такая жизнь нужна?
Она с новыми рыданиями рухнула на постель, чувствуя, что действительно — жизнь утратила всякий смысл. Долгие годы быть просто пустой оболочкой? Просто красивой картинкой? Фасадом, за которым прячутся руины…
Кингсли внезапно замолк на секунду, а потом серьезно задал вопросы Клео, чем ещё больше разбередил ее раны. Она всхлипнула, а потом села, выпрямившись и с несчастным видом взглянула на Кинга.
— Он… Он ничего не сказал… Он просто уехал и я не знаю куда, я не знаю где он, почему не отвечает ни на одно письмо и почему родители отказались. Мы же всегда были дружны, и Шен…
Клео снова почувствовала как горло перехватила судорога и снова в груди стало так больно, что она вся съежилась, желая куда-то исчезнуть, лишь бы не помнить… Не помнить? Это идея!
Клео вдруг крепко схватила Кингсли за руку, умоляюще и с надеждой глядя на него.
— Я передумала, ты можешь помочь, можешь. Кинг, пожалуйста, используй на мне Обливиэйт! Или найди того, кто очень хорош в этом… Я не хочу помнить это, не хочу помнить его!
Ее глаза лихорадочно заблестели, почти как у безумца, решившегося на что-то очень жуткое.

Клео с надеждой теперь глядела на брата, на котором, кажется, теперь весь мир сошёлся клином. Она правда не хотела больше помнить Шена, который так поступил с ее сердцем. Растоптал, разбил, выбросил… И без единого слова объяснения. Зачем было с ней играть, если он знал, что не хочет ничего более серьёзного? Но почему же в его глазах она читала неподдельное восхищение и правдивые чувства? И снова каждый вопрос внутри вызывал новые судорожные всхлипы и слёзы бессилия. Клео ничего не сможет изменить и даже брат не может помочь ее горю! Только, если согласится лишить ее памяти о Чане. Клео не видела больше никакого выхода.
Брат что-то пробормотал себе под нос и Клеопатра отчётливо услышала только слово «убью». Она тут же забыла о своей трагедии и испуганно охнула:
— Кинг, не делай глупостей, пожалуйста! Не нужно его трогать! Просто…
Она закусила губу, подумав, что с какой-то стороны она бы хотела, чтобы Шен понёс заслуженное наказание. Хотела бы, чтобы он испытал хоть долю тех страданий, что сейчас испытывала Клео, но с другой стороны… Она бы не хотела, чтобы ему было плохо.
Клеопатра опустила голову, зажмурив глаза. Почему именно она так несчастна? Почему сотни девушек могут выйти замуж по любви и все у них прекрасно, а ей так не повезло? Что ей теперь делать, когда больше ничего не хочется и жизнь кажется абсолютно потерянной?
Брат тем временем сгрёб ее в охапку и Клео почувствовала себя такой маленькой и такой несчастной. Вот только слова Кинга совсем ее не утешили, а сделали снова хуже.
— И пусть незаконно, пусть плохая идея! Пусть! Пусть! — заколотила Клеопатра по груди брата. — Я не хочу его помнить! И я никогда в жизни его снова не полюблю, потому что он исчез! Не хочу помнить!
Ее руки бессильно опустились и она вздёрнула голову, посмотрев на Кинга. Теперь ее глаза горели протестом и это было опасно. Если Клео что-то задумала, то мало кто мог ее удержать от воплощения задуманного в жизнь.
— Если ты не хочешь мне помочь, то я найду того, кто сможет. Я заплачу сколько потребуется, я сделаю все как хочу, я…
Внезапно она остановилась, услышав как поменялся тон брата. Клео нахмурилась, слушая что-то непонятное. В каком смысле Шен изменился и почему у него другая жизнь, и почему Кинг словно осторожничает?
— О чем ты говоришь? — Клео мельком вытерла мокрые щёки ладонями. — В каком смысле он изменился не в лучшую сторону? Ты же о Шене говоришь, а не о ком-нибудь! Почему там нет места прежним отношениям?
Сердце замерло, предчувствуя какую-то новую беду, от чего Клеопатра даже успокоилась внезапно, сосредоточенная на словах Кинга.
— Мама… — Клео попыталась вспомнить, что старалась ей донести мать и что она никак не желала слушать, в ярости расшвыривая хрупкие вазочки вокруг. — Она ничего мне не сказала, кроме того, что Шен уехал и причину отказа в браке она мне тоже не раскрыла. Просто сказала, что так будет лучше и для моего же блага лучше обратить внимание на кого-то другого…
Клео жалобно уставилась на брата.
— Почему она так сказала? Она же знала, что я была влюблена в него и все было хорошо, почему вдруг все изменилось?
Она правда ощущала себя сейчас брошенной со всех сторон и никто не желал ее успокоить и сказать правду, пусть уже даже самую горькую. Это лучше, чем гадать почему ее так внезапно и грубо отвергли…