Кроме черепа Джозефа, зубами которого доктор Белби периодически откусывал кончики дорогих кубинских сигар, на столе - в противовес и для баланса вселенской справедливости - стояла вазочка для конфет с громким названием "компромисс с совестью". Суть и единственная цель той вазочки - кормить хозяина кабинета и его гостей конфетами. И пополнялась эта вазочка, конечно, тоже благодарными посетителями. Белби, обладая исконно эгоистической натурой, выедал сначала дорогие бельгийские конфеты ручной работы, затем - местные, из лавки "Сатурн", затем лакричные конфеты, насыпанные в позапрошлом месяце, потом в ход шли леденцы, кислые настолько, что на один леденец приходилось изводить минимум три чашки чая. И в последнюю очередь был он - тот самый компромисс с совестью - леденцы Берти Боттс. На той неделе миска простояла на солнце, и Улиссу пришлось выкинуть большую половину безвозвратно растаявших конфет. Кроме леденцов. С ними не делалось ничего.
Сладкого после обеда хотелось отчаянно: кроме летучки в половину шестого (вот кто, скажите на милость, ставит летучки на половину шестого!), у Улисса еще был запланирован обход, и частная консультация вечером. Думать приходилось безостановочно, а шестеренки в голове - Белби чувствовал это совершенно буквально - едва ли не скрипели. Он заглядывал в вазочку, понимая, что вот Это он не сможет скормить ни к кому, гнать интернов в кондитерку было выше его сил, так что скрепя сердце он вытащил симпатичный желтый леденец.
Вкус дождевого червяка. На зубах хрустела земля, по языку ползла склизкая жижа. Белби сморщился, выплюнул леденец, залпом влил в себя остаток остывшего от продолжительных сомнений чая и сгреб со стола стопку карт. Хлопнул дверью и взмахнул палочкой, чтобы закрыть. Лучше уж на обход пораньше, чем попытать удачи со следующим леденцом. "Точно выброшу. И куплю себе шоколадку. А лучше две. И мешок конфет."
Первая пациентка шла на поправку, ее соседке по палате, по дурости напортачившей с заклятиями для изменения голоса, нужно было еще полежать под наблюдением минимум сутки. На переходе между палатами пристали коллеги. Выпутавшись из их "посоветуйте", "мне кажется", "стоит дать костерост?", Белби влетел в отдельную палату в конце этажа. Захлопнул дверь, пообещав уволить того, кто потревожит его в ближайшие полчаса, и уселся на стул вновь перечитать его карту.
На больничной койке в блаженном и абсолютно счастливом неведении оказался Стенли Тофти, заслуженный трансфигуратор всея Британии, коллега по Визенгамоту и очевидно неудачливый муж. За последний год Белби всего пару раз пересекался с ним на расширенных собраниях Визенгамота, но каждый раз удивлялся тому, как безапелляционно Тофти следует за обвиняющим большинством, будто не желая слушать никого больше. Он почти никогда ничего не говорил, только поднимал руки в голосовании и кивал. Не делал помет, не задавал вопросов, не советовался и будто совершенно не думал. Поведение странное, для ученого - тем более. Но Белби не в свое дело не лез и исполнял свой долг сообразно собственной совести.
Теперь же Улисс смотрел на коллегу на больничной койке и перелистывал анамнез в очередной раз. Его доставили после того, как жена - с ее слов, случайно - приложила его Обливиэйтом. Медсестры шептались, что у именитой дивы, что была на 24 года младше своего супруга, был любовник, с которым Тофти их и застукал. Но Улисса это совершенно не волновало. Волновало другое - стандартные методы лечения последствий неудачного вмешательства в память не особенно помогали. Белби только подошел к койке, чтобы сотворить еще пару диагностических заклинаний, как спиной почувствовал, как открылась дверь и его окликнули. Улисс обещание сдержал.
- Уволен, - каркнул он и взмахнул палочкой, чтобы дверь немедленно захлопнулась. Естественно не оглядываясь. Стекло в двери задребезжало и потемнело. На нем проступил сначала череп, затем - две скрещенные кости под ним. Череп клацнул нижней челюстью, выведя на стекло "Не беспокоить".
Но в дверь постучали еще, еще, а потом еще. Вроде даже слышались голоса и спор. Улисс вздохнул, подошел к двери и потянул ее за ручку. Сразу за дверью - они оказались почти нос к носу - стоял очень высокий и очень крупный джентльмен. Белби и сам никогда не считал себя низкорослым, но тут даже пришлось поднять взгляд, чтобы не пялиться в подбородок. Улисс силился понять, откуда же, откуда он его знал - но память ничего совершенно не подбросила. Он еще секунду помолчал. - Добр-р-р день, - отрывисто каркнул Белби. - Вы ко мне или к нему? - кивнул в сторону больного. - Часы для приема уже закончились, а для посещений еще не начались.
Белби был готов подвинуться - и физически в проходе, и в желании проклясть незваного гостя - только если ему предъявят что-то исключительно весомое. Хотя вообще-то к Тофти давно должны были наведаться служители правопорядка.