Нет ничего хуже беспокойного, переезжающего с места на место, невероятно раздражающего своей простотой и непосредственностью, любящего всякую (даже самую мерзкую, поверьте) живую тварь, друга. Тем более - друга старого, с которым, как говорится, прошли и огонь, и воду. Но, как не выбирают родителей, так не выбирают и таких вот раздражителей. Судьба сама сводит людей, словно бы издеваясь и подбирая максимально непохожие варианты.
Стоило только взглянуть на Скворцова, чтобы понять логику его старинного друга - добродушный деревенский парень, пусть и немало лет проведший вдали от родины, но так и не сумевший (или не захотевший?) вытравить из себя деда Тимошку, дабы в полной мере превратиться в уважаемого в магическом сообществе профессора магозоологии. От его манеры общения сводило скулы и самопроизвольно закатывались глаза - ну сколько можно этой мягкости, этой влюбленности во всё, что ползает, плавает, летает и норовит убить тебя десятками самых премерзких способов? Порой казалось, что даже в пасти твари вроде нунду, полупрожеванный, Скворцов всё равно продолжит вещать этим своим раздражающе мягким с явной влюбленностью в работу голосом что-то вроде: "А теперь, дорогие друзья, обратим внимание на строение челюсти этого прекрасного создания!".
Человек же, которого насмешливая судьба назначила магозоологу в друзья, являлся полной Скворцову совершенной и, без сомнения,  достойной противоположностью.
С деревенской простотой Скворцова ярко контрастировал подчеркнутая породистость Михаила Анатольевича Старкова, аристократа по происхождению и состоянию души. Где Тимофей страстно вещал едва ли не из когтей очередной твари, его друг хмурился и держал руку на волшебной палочке. Когда студенты, души не чая в старом магозоологе, выстраивались в очередь на консультацию, стажеры (в славные дни боевого мага на службе правительства) откровенно побаивались сурового Михаила Анатольевича.
Впрочем, сурового лишь с ними и исключительно дела ради. Ибо на протяжении многих десятков лет неизменным и одинаково присущим обоим волшебникам оставалось одно - широкая русская душа, дававшая о себе знать к месту и не очень независимо от страны, а по Тимофеевски - среды обитания. Ныне Скворцов обитал во Франции, стране отличного вина и сыра - и это был повод ворчать на старинного друга чуть меньше, нежели обычно. Меньше, но не значит, полностью избавить его от сего удовольствия.
Аппарировать в непосредственной близости от Шармбатона, затерянной в Пиренеях магической академии, не удалось, но разве ж этим можно было испугать Старкова? Да, ему уже было за девяносто, но в бодрости и здоровье бывшему аврору (а позже - частному охотнику на темных волшебников) нельзя было отказать. К тому же горы он любил, еще в юные годы разбавляя учебу в Колдовстворце прогулками среди располагавшихся по близости скал.
Солнце лишь позолотило робко снежные вершины гор, а бодрый и не по годам резвый, господин Старков уже уверенно направлялся к скрытой от простецов долине. На метле, без сомнения, быстрее, но на своих двоих - приятнее. Тем более, что в этом районе произрастало немало дивных растений и не только имевших полезные для волшебников свойства. Вот, что действительно заслуживало внимания! И права именоваться отдельной страстью Михаила Анатольевича, о чем всяким там Скворцовым знать (во избежание неизбежных подтруниваний) было не обязательно. Бодрым шагом спускался старик в долину, не раз и не два сдерживая порыв достать из походного рюкзака (совершенно, увы, на вид, магловского) пергамент и перо, чтобы сделать пару набросков, но... нет, этим удовольствием следовало пожертвовать ради куда большего.
Например, спустя пару часов добравшись таки до места назначения, ввалиться в кабинет Тимофея, разве что не с воплем: "Всем стоять, палочки на пол, руки за голову!".
Нет, всё было куда более тихо, мирно, культурно - с грохотом распахнутая дверь и жизнерадостное, на чистейшем русском (правда уже с небольшим акцентом):
- Подъём, лентяй, солнце высоко! Или забыл о наших планах, старый ты забывчивый пень?

Отредактировано Donal Rosier (2021-09-07 19:11:18)