[indent] Дикие яркие краски его матери были облагорожены древней кровью – высокий широкоплечий шестнадцатилетний Таонгу уверенно стоял под пристальным взглядом своего сиятельного отца. Таонгу зеленые глаза блестели умом – он склоняет голову перед мужчиной, благодаря деньгам которого его мать в золотой клетке обрела свободу – ела с фарфора в компании хозяйки Кассиопеи, хоть та величественная тетушка и выдерживала строгие границы меж собой и ними. Об этих границах помнили все – в первую очередь отец. Таонгу считывал его не высокомерие – но впаянное в естество отношение ко всему окружающему как к объектам подверженным его воле. От подобного ощущения себя ничтожным – на фоне отца, его масштаба, - хотелось противникам вгрызаться в глотки – будто бы еще в зачатии Таонгу был переполнен ненавистью и жаждой отца превзойти. Убить Бога, небосвод для себя освобождая.

[indent] Он не обращается к отцу как сыну должно – у них совсем другие обстоятельства, что границы жестоко не дают пресечь. Со склоненной головой, волосы кудрявые завязаны коротким хвостом на затылке – не перекатываются вперед по плечам водопадом, Таонгу коротко с чувством произносит.
- Мастер, - так завелось меж ними. Так в едва дрожащем голосе таится весь тот сгусток переливов юношеского сердца – отец покидает их снова, пробыв здесь всего пару недель. Всего пару раз на него, Таонгу, уделив своего драгоценнейшего времени. Слишком мало – сдерживать привычно злые слезы. Вспоминая материнские слова, что кубом льда оплывает, оглаживая разум – тот разговор несколько летней давности навсегда врезался в его память.

- Не смей меня жалеть, мальчишка, - царственный стан матери над ним еще в те года возвышался. Черные ониксы глаз в гневе глядели на него, к стене пригвождая. А Таонгу не понимал – он своими глазами видел, как отец с другими женщинами… как касался их талий, как шептал им в уши, как те смеялись, робели – природа их тел к отцу тянулась, а он был готов сорвать всех их плоды. И как мать, проходя мимо по коридору прислуги, заметив сквозь едва открытую дверь все действо – как потупила тогда взгляд. Как больно ей было – его матери, его солнцу.
- Но как же!.. – всхлипывал тогда ребенок, который с пеленок будто бы и понимал правила игры, но сейчас так болезненно все переживший – после этих месяцев сближения, после тайных мыслей, что отец и мать будут рядом – как в книгах, как у окружающих – подавляющего числа знакомых.
- Молчи и слушай, - жестко мать пересекла всякие поползновения на истерику. Рукавом Таонгу стер уже пролившиеся по щекам слезы. – Никогда не забывай, кто твой отец. Никогда не забывай, что мы живем здесь лишь его милостью. Что если и видишь нас вместе – то благословения редкие, которые ничего меж нами не меняют, сын. Он – из высокопоставленных Высшего Света. А я здесь – слуга, не более. И никак иначе, Таонгу.

[indent] Поллукс смотрит на мальчишку с довольством – семя вышло сильное, и о собственном далеком решении этого мать к себе приблизить, приласкать дарами, Поллукс не жалеет. Да, получил двойное удовольствие, годами продолжающееся. Таонгу мать, Баако, еще прошлой ночью согревала его постель. Еще прошлой ночью его крепкие сильные руки оглаживали с чувством ее бархатистые изгибы тела, кожу цвета жареных кофейных зерен.
Поллукс любил женщин – любил наблюдать их колышущиеся в танцах близости тела, сбитые дыхания и горловые стоны – когда удовольствие пронзает их до кончиков пальцев, когда протяжными десятками секунд они всеми клетками себя трепещут – тогда Поллукса душа наполняется силами, чтобы следующими днями стойко выполнять собственный долг. У разных людей свое топливо – кто что находит.

[indent] Ступает к мальчишке ближе, пальцами цепкими хватает его за подбородок – поднимает лицо к своему, чтобы рассмотреть. И глаза то плутовские – с характером. Воистину довольно усмехается. Возвращая обоих в детство, по носу бастарда щелкает.

. . .

[indent] Это был июль – заехал сестру повидать, дела проверить, их состояние. Последние было сплошным формализмом – Кассиопея уже давно здесь все к рукам прибрала. Поллукс же был только сестрой горд – та обрела свое место, смогла по-настоящему обустроить собственную жизнь.

[indent] Это был июль – он уже провел дочь к ее алтарю. К этому личному своему провалу Поллукс не хотел мыслями возвращаться – слишком резало и по самолюбию, и по раздутому (и скажите только, что незаслуженно) эго. От радости Ирмы было только тошно. Поллукс в Британии не задержался – уехал в Руанду. Провел здесь пару недель и сейчас снова уезжал – черед настал проверить дела в китайском филиале. Работы вечно было непочатый край – такова дракклова жизнь – носиться ему по миру сайгаком.

[indent] Это был август – в Китае провел еще несколько недель. Не единожды глянул на тамошнее свое запрятанное золото – малышке Нуо едва исполнилось два года. И сказать несложно, почему ей и ее матери Поллукс так благоволил – Янмей была рядом, когда тот самый скандал с дочерью произошел – когда Вальбурга узнала что-то об отце настоящее, от пуританского британского общества строго утаиваемое.

[indent] Он не корил себя – он был тем, кто он есть, и это невозможно было изменить. Как бы Поллукс не отмахивался, истина была тяжелой – Вальбурга оставалась дочерью своей матери, продуктом общества и культуры, под сенью которой она росла и формировалась. Вальбурга ставила себе в пример Арктуруса, вышла замуж за его сына – исполины оков и догм, они крепко стояли там, где пустили корни. Его малышка Вэл частично презирала своего отца – и то была истина, с которой Поллуксу было мучительно, но необходимо свыкнуться.

[indent] - Слово, которое ты не сказал, — твой раб, а высказанное — становится твоим господином, - те слова, сказанные Янмей в нужное время, поддержали его. Ее тонкие белые руки нежными ручейками оплетали его тело, а он, пронзенный острой головной болью, переживал слова, сказанные и услышанные. Вальбурга всегда занимала особое место в его сердце – поднимался страх, что он может ее лишиться. Намеренно оплодотворил в тот рассвет Янмей - успокоением она его заземляла, и Поллукс воистину трепетно оглаживал ее округлый живот при их следующей встрече.

- В ней будет изящество ее матери, - уже был разлит чай, уже соблюден церемониал. Янмей робко боком кисти прикрывала лицо, но второй рукой – пальцами ладони – переплеталась с рукой Поллукса, что в кимоно сидел подле нее, второй рукой ее живота и касаясь.
- Тогда назовем ее Нуо, - опускает глаза. Поллукс подвигается к ней ближе – отнимает мягко от ее лица ладонь, притягивает женщину к себе – в близость вовлекая.

[indent] Это был август – в Китае дела были решены, а Риккардо ультимативно требовал Поллукса явиться в Испанию к четырнадцатому августу. Так и было ему четко сказано по сквозному зеркалу.
- Гадалка из южного квартала сказала, что в этот день я должен окружить себя близкими людьми – и тогда все беды обойдут меня стороной в ближайшие семь лет, Пол. Ты понял меня – жду четырнадцатого! – характерный хрипящий баритон ультимативно провозгласил свою волю и оборвал связь. Поллукс лишь расхохотался тогда, качая головой – без Риккардо было бы в разы скучнее жить.

. . .

[indent] Он приехал ко второй половине дня, крепко с братом вцепившись в объятья – сколько бы лет не проходило мимо в прошлое, они все еще оставались теми двумя мальчишками, что с горящими от возбуждения глазами читали друг перед другом катрены, ладони свои для клятвы линией рассекая – быть братьями.
Не понять почему, но испанская ветвь была действительно иных нравов – никто от Риккардо уз брака не требовал. Часто Поллукс задумывался – как сложилась бы его жизнь, не будь связанный и он обязательствами подобного рода. Сколько бы раз лечился от любовных болезней, сколь безответственно семенем бы своим орошал земли пространством шире Европы. О, то был бы другой человек – его в себе сам Поллукс уже не мог обнаружить. Хотя, безусловно, грани его в той же Испании проявлялись. Ярко.

[indent] В нем будто бы дикого больше в разы на свет являлось. Белая рубашка, светлый костюм, чуть растрепанные волосы – он громко смеется, кулаком ударяет Рика в плечо, когда тот от руки брата уворачивается; эти двое – главные шоумены семейства, к себе магнитами пригвождают взгляды. Особенно женские – Поллукс уже замечает силуэт давно знакомой, им года в прошлое обесчещенной Альбы – очередная мать его признанного ребенка. Усмехается, облизывая взглядом ее фигуру и языком собственные губы – женщины с расцветом лет только прекраснее, их плодородные тела – мед, которым сладко обмазаться – усладиться нектаром хочется. Говорит о чем-то своем с Риком, осматривает всех окружающих – у них даже не прием – так, местный пустяк для узкого круга. Который неизбежно скатится или в мордобой, или в оргию, - хохочет даже в мыслях Рик – настолько друг друга понимают. Взгляд Поллукса по окружающим пробегает, как вдруг за знакомое зацепляется – удар сердца задерживается. Поллукс всматривается – долгий промежуток времени ему не нужен – Лукрецию он узнает. За аквариумом с яркими мазками рыб стоит она – расцветшая, замужняя, сиятельная роза из сада их величественного клана.

[indent] Малышка Лукреция. Когда Вальбурга – шипы, а она – нежные лепестки цветка. Когда Вальбурга – драгоценный камень, жемчужина цвета ночного неба, она – облитая соком лета ягода, только и норовящая излиться на пальцах. А пальцы те потом облизать, сладость ее сока языком исследуя.

- Малышка Лу, - умиленно приветствует ее Поллукс, приседая к ее уровню – джентльменом целуя ее девичью ладонь, подарки палочкой к ее ножкам в туфельках леветируя.

[indent] Он не был педофилом – никогда к детям и подросткам его не тянуло, женщины преимущественно зрелые его интересовали – и пусть той же Альбе не было восемнадцати, когда Поллукс ее тело собою заполнил, ладонями грудь пышную поцелуями покрыл, - она мышлением была очень рассудительна… да и тело – не девочки, женщины (как легко и просто мужчине оправдываться – полутонов бескрайнее море, широты которого только они и смеют бороздить). В общем, к Лукреции либидо его зверское лицо никогда не поднимало, дьявольские свои силки к ней не тянулись. Но что-то другое – да. Лукреция всегда была для него в пиетете особенная – и не сказать, что отцовское он к ней испытывал – не то, что обращено к родственной Вэл, хотя и что-то похожее.

- Есть в ней это, - делился с Риком как-то в прошлом Поллукс, на террасе телом всем развалившись – закинув голову, глядели они на звезды. – Что-то неведомо притягательное, что ей самой только предстоит в будущем в себе обнаружить – пол беды. В разы сложнее – это в полной мере раскрыть, дай волю себе позволить. – Это что-то – не природное начало, нет. Но что-то, к чему его Ирма доступа не имела – и даже о существовании подобного не догадывалась.

[indent] За взрослением Лукреции было интересно наблюдать – одно слово. Поллукс это девичье с высоты своего мужского, с высоты возраста, любовно и с умилением подмечал. И в раздражении отмечал, что выбранный ей в мужья человек очевидно своего дикого мужского не имел – прожжённый в делах любовных Поллукс лишь гадал сколько лет пройдет, прежде чем Лукреция решится на познание своего чувственного в руках отнюдь не супружеских.

[indent] В его руках бокал, и алкоголь в нем плещется, но не разливается, когда Поллукс по губам читает обращенные племянницей слова. Он приветственно ей улыбается – не глазами, что прищурены. Бросает быстрый взгляд на Риккардо – там есть нотка раздражения – о подобных вещах брату бы стоило его предупреждать.

[indent] Не спеша, но шаги увесистые – он идет к ней на террасу, заступая от стальных за ограду стекла, воды и морских обитателей. Смотрит на нее свысока, отмечая и внешний вид – платье, заколотые в прическу волосы.

[indent] - Малышка Лу, - обращается он к ней словно к ребенку, словно года развернулись вспять. И язык ее тела взволнованный – он читает его очевидно, словно книга раскрытая, но не менее от того своим сюжетом завлекательная.
Он знает, о том, что Лукреция избрала его профиль для объекта своих первых девичьих чувств – безусловно, мужское в нем подобное льстило, но никогда прежде Поллукс не позволял себе словом, делом или даже взглядом – тенью намека, - оскорбить ее гордость. Ты прекрасна в этом платье, краса семьи наша, - вереницы комплиментов, подарки, - выдерживая границы строго, он подпитывал ее женственность, позволяя уверенности в себе силой самой природы развиваться в ней, корнями прорастать, столпом становясь.

[indent] Целует ее ладонь - как всегда это делал. Отнимая руку, отпивая из своего бокала.
[indent] - Какими судьбами в Испании? – плутовская улыбка исконного любопытства, протягивая руку, едва касаясь ее спины, он вынуждает ее двигаться – они вдвоем спускаются по мраморной белой лестнице – ждет прогулка по лабиринту просторного сада.

Отредактировано Pollux Black (2022-03-06 18:22:23)

[indent] Даже когда Лукреция была малышкой, облаченной в свои воздушные светлые платья нежных оттенков эфира, когда ее наряды и волосы были украшены блестящими лентами – когда невинность юных лет в ее легких расцветала белоснежными бутонами пионов, - она никогда не была простой. Многогранность не на пиках всеобщих взглядов, как было это у его родной Вальбурги – глупые другие могли ее даже не замечать; статная молодая леди, стоящая в одиночестве от других в отдалении – словно как это случилось сегодня вечером: все и она – за массивными аквариумами. Лукреция… с ней все было сложнее – потаенная, сама о себе мало знающая. Ты иная, Лукреция? Почему твои глаза так блестят меж переливающегося золота рыб?

[indent] Величие и холод Старшей Ветви – то, что Ориона придавливало к земле, Лукрецию, кажется, над всеми окружающими лишь возвеличивало. В ее лике было большое переплетение разных сфер – и ее прирожденная женственность, и достопочтенность ее статуса – целуя ее меняющиеся с годами ладони, Поллукс искренне трепетал – Лукреция во истину была прекрасна, совершенной была ее выдержка на людях – Арктурус мало говорил о дочери, но очевидным была его отстраненная гордость.

[indent] И все же Поллукс видел – как не хватает красок ее щекам, как прыть движений съедается догмами. В сердце хранит память как Вальбурга, подхватив свои длинные однотонные юбки, мчится к нему со всех ног – и не важны обстоятельства, только спектр чувств. Изящные кисти у обеих – у Вальбурги подобны цепким когтям, что свое схватят без промедления. А чем оборачивались оные у тебя, Лукреция? Что под бархатными лепестками бутонов в тебе таилось, милая?

[indent] Они все ревновали и переживали, отправляя Лукрецию в новый путь – в новую семью. И не отеческое мужское в том было – когда тебе принадлежащее в чужие руки доверяешь. При их жизнях произошла уже одна трагедия, связанная с безопасностью самого нежного – юной женщины их семьи. Чуть больше десятилетия всего прошло – до сих пор у всех внутри потаенно саднило. Подобно ранам, что навсегда на теле Кассиопеи печатями остались. Подобно укорам – Поллукс с злыми слезами касался пальцами своих рук обнаженных лопаток сестры. Кожей своей признавал то, что самолично допустил своей небрежностью – такого с той же Лукрецией не могло произойти вновь.

[indent] Прюэттов, до принятия окончательного решения, изучали досконально – вплоть до всех их перемещений, привычек в рационе и всего круга лиц, с которыми братья взаимодействовали, даже опосредованно. Поллукс сомневался – он не видел в выбранном Арктурусом мужчину, что действительно сможет их Лукреции предоставить защиту – в нем не было этой необходимой жестокости, в его взгляде не было решимости, а руке – твердости.

- Что этот союз дает нам? – перебирает в руках четки, Поллукс стоит напротив окна в кабинете Арктуруса, кузену боком. Тот курит, сидя в одном из кресел – напротив камина.
- Политический альянс с родами умеренных позиций – его старший брат, глава, имеет широкое влияние в кругах Визенгамота.
- Я не вижу в них силы, - упрямый голос.
- А в ком ты ее видишь, в границах Британии то? – усмешка снисходящая, но прекрасно понимающая суть опасений своего главного помощника. Арктурус бросает на огонь в камине пристальный взгляд своих серых глаз – въедливый прищур. – Игнатиус очень любим и опекаем своим старшим братом, и это было всегда. И пусть их интересы не пересекают границ острова – для выдерживания баланса союз с их семьей нам репутационно выгоден.

[indent] Сложно сказать, считал ли Арктурус Прюэттов хотя бы несколько Блэкам равными – те были родовиты, хороши, жили в не менее статусных поместьях. Арктуруса мышление было редко до конца Поллуксу понятно. И даже если отступить от вопросов семейственных – в первую очередь Игнатиус был в его глазах слабаком. Интересно задуматься, а кто был хуже – Орион или этот Прюэтт? И влиял ли этот фактор их отдаленной схожести как-либо на решения Арктуруса?.. Сложные вопросы.

Поллукс громко смеется, разрывает дистанцию – хлопает Игнатиуса по плечам, привлекая в уже родственные объятья. Сам телом выше и шире, в зубах зажатая сигара. Руками ощупал мимоходом тело – щуплое. Уже видел колдографии, но в раздражении решил исподволь убедиться самостоятельно вновь.
- Мы поручаем в Вашу ответственность наш брильянт – отточенный до идеала, - они не могли стать ей оправой достойной, крепкой – это Поллукс понял четко, глядя в простые и бесхитростные глаза Игнатиуса. Это означало одно – безопасность и опора их девочки продолжала лежать на плечах их семьи. И Поллукса лично в том числе – каждый месяц он получал отчеты о благополучии единственной дочери Старшей Ветви.

[indent] Она созревала. Она понимала сама все самостоятельно – только вела себя все еще без признания за собой той наглости, надменности, что их крови была присуща.

[indent] - От чего же прячешься, Лукреция? – прищур с высоты его роста – эти ее слова ему не по нраву. Тяжесть и сила в его теле и духе – на ее плечах должен быть не саван утайки, но бархат королевских мантий. – Ситуация вне границ твоего контроля?
Поллукс не предложит помощь сразу – взрастить силу и в ней самой, когда они, Блэки, монументальной стеной будут опорой. Но опора эта ничто, если за ней прячутся подобно щиту, в себя никак не веря.

[indent] Дезертирство – такие слова она выбирает. И ему подобное претит – искры тихо горящей злости проблескивают в его глазах.
[indent] - Видимо, в Британии меня не было недопустимо долго – раз тебе приходится идти на подобные меры.

[indent] А меж тем они уже в лабиринте – высокие кусты выше его роста на полметра, сгущающийся сумрак над ними не властен – при их продвижении по саду над их головами зажигаются летающие магические свечи – черные. Поллукс отпивает из своего бокала, всматриваясь вперед, частью внимания следя за ней – периферическое развитое зрение. Смаковать в какую женщину Лукреция выросла – вобрала в себя лучшие черты. Не острые, - глубокие и плавные словно течения в глубине океана.

[indent] - Я стремглав вернулся из Китая - как чувствовал, что застану здесь тебя, - флиртует - привычка поощрять ее уверенность в себе через сладкие речи ему искренне по душе. Что может быть прекрасней красоты расцветающей молодой женщины?

Отредактировано Pollux Black (2022-03-13 16:03:32)