Красносельские военные лагеря, основанные ещё при Петре Первом, дали приют кавалерийской части императорской гвардии, отстроившей четыре версты добротной дороги для увеселения своего бурного нрава. И если настоящих жокеев среди офицерского состава русской армии сыскать было невозможно хотя бы потому, что любой из солдат в весе и росте превосходил верхнюю границу требований, то и оборудовать так называемый «гипподром» пришлось в соответсвии с имеющимися данными. Девять сооружённых препятствий представляли из себя дощатый забор, водяной ров, бруствер со рвом, вал, живую изгородь, вал с живой изгородью и водяным рвом, барьер из соломы, сухой ров и соломенный двойной барьер. Последний располагался практически у самого конца дистанции, открывая лучший угол обзора из возведённой специально для императора беседки. Украшенная мастерской резьбой и плотно разраставшимися к июлю вьюнами, она была тесно подперта с обеих сторон четырьмя галереями попроще - там предполагалось размещение придворных и членов высшего общества, изъявивших желание присутствовать на скачках.
Дудергофка, небольшая речка, практически совпадавшая с внешним периметром маршрута, была первым, едва ли не шуточным препятствием на пути наездников, однако и там случались поражения. Один из адьютантов гвардейской кавалерии сломал себе кость плеча, перелетев через пропустившую шаг кобылу. У бедняги были все шансы остаться в живых, если бы не обезумевшее от боли животное, вставшее на дыбы и размозжившее голову попавшего под копыта гвардейца. В тот день второй и третьеразрядный заезды решено было отменить, а чета Карениных перестала бывать на ипподроме. Возобновление же давней традиции стало для Алексея Александровича неожиданностью, но он предпочитал не думать о мотивах, побудивших Анну посетить мероприятие, благо что его служебному положению шло на пользу пребывание в Красном Селе.
- Отчего же мы не ставим, Алексей Александрович? Я так хочу поставить.
Раздался выстрел - рокот толпы заглушил стук конских копыт и надрывные крики всадников, прижимавшихся практически вплотную к шеям лошадей, будто сливаясь с ними воедино. Анна вздрогнула и ее тонкие пальцы сжали шляпку чуть сильнее, чем того требовало положение дел - Каренин опустил голову. Голос жены, трепетавший в нем, будто шифон ее платья на ветру, понимающий взгляд княгини Трубецкой, даже только что встреченный им Стремов - все это слилось в единый поток, с невероятной силой обрушившийся на его доселе прочную дамбу уверенности, разрушив ее практически до основания.
Значит, это правда.
Значит, не врут.
Понимание кольнуло где-то в районе груди, но там и осталось, не получив дальнейшего хода. Я должен услышать это от неё. Бессмысленно строить догадки, основой которых служит молва. Разговор должен был состояться безотлагательно, и ни одни скачки или немедленные ставки не могли стать причиной его задержки.
- Идёмте под навес, - прозвучав излишне формально, голос Алексея Александровича был обращён к жене, решительно игнорируя любые сторонние факторы, включая обернувшуюся к ним Бетси Трубецкую, что теперь с ветреностью светской дамы изменила несущимся во весь опор лошадям, обратив все внимание на чету Карениных. Анна, казалось, глядела на него и сквозь него, гораздо дальше - туда, где за деревянным заграждением хрипели и вздымались вверх тяжёлые головы породистых коней, бравших один барьер за другим.
- На Вронского, Алексей Александрович.
И затем ещё раз.
- На Вронского.
Имя это, равно как и ее голос, отдались в голове Каренина церковным колоколом, прозвучавшим словно из далекого петербургского юношества: смазано и тревожно. Он взглянул на Анну, чьи большие, блестящие глаза смотрели на него с отчаянным вызовом из-под длинных дрожащих ресниц. Удивительной смелости женщина, - писал бы о ней Вольтер в одном из своих просветительских посланий русской императрице. Удивительной наглости особа, - решил про себя Алексей Александрович и раздраженно подал жене руку.
- Вам, верно, следует уйти с солнца, - повторил он ещё раз, переходя на французский язык, что делал в исключительных случаях, когда ни одна доступная ему интонация родной речи не могла выразить степени его негодования. - Идёмте, сию же минуту.

[nick]А.А.Каренин[/nick][status]гос. деятель[/status][info]один из первых людей Петербурга[/info]